Я разбила однажды голову, упав на чугунную батарею, когда мать оставила меня с дедом, а дед посадил меня на высокий деревянный табурет и ушел по своим делам в соседнюю комнату или ванную (он там что-то красил). Мне, четырехлетке, конечно же, сразу стало скучно, и я решила покачаться на табурете.
Мне никогда не показывали открытый огонь, русская беленая печь закрывалась заслонками, а плиту мать стала заставлять меня зажигать лишь с 9 лет (именно заставлять, я же – плакала и боялась газового синего цветка). Естественно, что когда я впервые увидела горящую свечку, то она мне показалась изумительно красивой, и я тут же попыталась взять желтый притягательный язычок пламени рукой. Свеча погасла, а я, как водится, обожгла пальцы и заплакала. Мать и бабка тут же забегали, заругались и запричитали и натерли мне руку разрезанной луковицей.
Когда мне было 5 лет, я, увидя в чашке арбуз и нож рядом, и полное отсутствие взрослых, решила поесть арбуз и начала самостоятельно его резать. Мне, конечно же не хватило сил, и я больно порезала большой палец. Заплакала, прибежали мать и бабка (по отцовской линии), отругали, забинтовали кровоточащий палец.
Это была, конечно, не травма, но могла бы быть. Когда мы с матерью гуляли, то я почему-то подобрала на улице и лизнула заржавевший D-элемент. Язык защипало кислотой, я сморщилась, а мать отругала меня.
Гуляя с группой в детском саду, я сумела вернуться с прогулки с щепкой в ноге, которую вытащила воспитатель, и я отделалась лишь небольшой ранкой и испугом.
Во время игры в прятки, бабка мне, пятилетней, вывихнула руку, когда дернула меня за нее, найдя, спрятавшуюся под стулом. Дорога в карете скорой помощи проходила по бездорожью (в этом совхозе только относительно недавно положили асфальт, а тридцать лет назад канавы, грязь и гравий вместо дорог там считались обычным делом), поэтому рука сама встала на место. Врач предложил мне сделать зарядку, сказал, что все в порядке, что-то записал себе в тетрадку, и отпустил всех по домам, не назначив даже никаких втираний. Я же - осталась виноватой что не вылезла вовремя из-под стула.
Однажды родственники оставили меня в комнате наедине с вазой, в которой стояли сухие колосья ячменя. Мне они казались такими красивыми, что захотелось запихать их в рот. В итоге, я это и сделала. Я попыталась проглотить красивый колос, но сухие острые ворсинки застряли в горле. Я заплакала – на плач прибежали родственники. Наругали меня, вызвали скорую. Врач, убедившись, что мне больно глотать, спросил родственников, зачем они меня оставили рядом с колосьями, достал пинцет, велел взять меня на руки и держать с открытым ртом напротив света, исходившего от балконной двери. С помощью пинцета острый волос был вытащен, глотать было больше не больно. Родня не переставала охать и галдеть. Злополучные колосья унесли на помойку, хоть я и не имела желания засунуть ячменный колос в рот еще раз…
Как-то раз, весной, я провалилась под лед в школьном дворе… Я ушла под лед не вся, а лишь по бедро, за мной полезла моя одноклассница и тоже провалилась. Нас, конечно же, наругали, вызвали родителей (благо, наши матери были недалеко – обе работали школьными учительницами, а мать второй девочки еще и жила через дорогу, поэтому она сбегала за шерстяными вещами). Нас быстро п переодели в теплые свитеры и носки, посадили на подоконник, где мы сидели, трясясь от холода и ожидая окончания шумихи вокруг нас.
Однажды, будучи среднешкольницей, я приехала в город на очередную проверку зрения (мать почему-то возила меня в город по этому поводу, хотя, офтальмологи были и в селе). Я бегала по турнику во дворе и, поскользнувшись и неудачно упав, отбила лобок вкровь. Мне было очень больно и стыдно, но тетка, у которой я жила, заставила показать ей разбитое место. Намазала спиртом, всё зажило вскоре, но остались неприятные воспоминания. Мне было уже лет 12, поэтому было жутко стыдно и неприятно показывать столь интимное место тетке. Я не догадалась сказать ей, чтобы просто выдала мне обеззараживающее средство и вату, чтобы я обработала рану самостоятельно.