Вдали у островка виднеются два силуэта на бревне.
Лирис. Люди. Двое.
Айгарс. Умгу! (Уле.) Значит, добрались до твоей лесопильни.
Ула. (Испуганно.) Что? (Бросается с дороги к обрыву, присматривается.) Как же так?
Так и есть: в полуверсте выше по течению видны двое мужчин на бревне — лежат неподвижно, крепко обхватив стволы руками и ногами. Бревна вокруг них утыканы стрелами с черным оперением. Ула изо всех сил вглядывается, потом бежит вдоль обрыва навстречу дровосекам. Вскоре они замечают девушку и начинают махать ей и что-то кричать. Ула замирает на месте и вслушивается. До нее доносятся голоса.
Дровосеки. Назад беги! Нельзя туда!
Ула. Отца моего не видали?
Дровосеки. Чего?
Ула. (Слаживает ладони трубочкой и подносит ко рту.) Гаркиса! Гаркиса не видали? Я его дочь!
Дровосеки. Какой, в пекло, Гаркис! Назад! Назад! Нет больше Гаркиса! Никого нет! Одни мы остались!
Ула зажимает рот ладонями. К ней подбегает отряд и обступает полумесяцем. Все молча смотрят вниз на дровосеков. Лирис нерешительно кладет руку Уле на плечо и говорит успокаивающе.
Лирис. Мне жаль.
Йоварс с ненавистью пялится в затылок Лирису: ревнует. Дровосеки продолжают орать.
Дровосеки. Куда вы все намылились, болваны? Там смерть, смерть!
Один из дровосеков начинает вздрагивать плечами: плачет. Тогда Ула отнимает руку ото рта и кричит им.
Ула. Маму мою похороните! Она там, прямо во дворе лежит!
Дровосеки. Что, и в деревне так же? Говори, коза, не молчи!
Некоторое время Ула пребывает в нерешительности. Потом кричит.
Ула. Нет больше деревни!
Дровосеки на секунду замирают и тут же принимаются в голос рыдать и колотить руками по воде.
Ула. Похороните всех, понятно?
Дровосеки не отвечают.
Отряд молча возвращается на дорогу и продолжает путь. Видно, что через пару в рст тракт круто заворачивает вправо, огибая лес, и лишь небольшая дорога тянется вдоль реки в сторону лесопильни. И снова, прямо как давеча в деревне, поднимаются в небо несколько столбов дыма. Только на сей раз дым белый.
Дровосеки на реке не соврали — многоликие и впрямь никого не пощадили на лесопильне. Тут и там на центральной улочке, у склада, вокруг сушильных бараков и водяной пильной мельницы лежат мертвецы. Почти подле каждого валяется топор. Мертвых многоликих не видно — наверное, и в этот раз дикари забрали своих павших.
Отряд, сбившись в кучу, прикрывая друг другу спины, неторопливо проходит сквозь лесопильню. Вокруг лесопильни пустое пространство, устроить засаду, в общем, негде, но все равно каждый идет с оружием наперевес. Ула шагает вместе со всеми, но ежели поблизости оказывается мертвый дровосек, сейчас же бежит к нему и вглядывается в лицо. Она ищет отца.
Вот отряд доходит до двухэтажного сруба, расположенного в самом центе лесопильни; в нем дровосеки обычно отдыхали. Теперь сруб дымится и тихо потрескивает. Дым — густой, белый. Закрытые двери подперты снаружи жердинами. Дерево вокруг окон истыкано стрелами, в траве под окнами валяются тела. В окне второго этажа навалился животом на подоконье голый по пояс мужчин, спина его пронзена стрелой, длинные жилистые руки свисают.
Увидев это, Ула делает несколько шагов к срубу. Замирает, стоит недолго, затем сутуло возвращается к отряду. Глаза ее полны слез, но это слезы ненависти.
Отряд, ни разу не нарушив напряженно-траурного молчания, проходит лесопильню из начала в конец и по узкой утоптанной дороге, ступая по следам многоликих, углубляется в лес.
Ула вдруг замечает под ногами в пыли пуговицу. Ахнув, она поднимает ее и вертит в пальцах. Отряд, остановившись и обступив, выжидающе смотрит на девушку.
Ула. Это пуговица Ониса.
Айгарс. Твоего брата? Уверена?
Ула. Да. Сама пришивала.