Фелита. Может, и намекает, кто знает! Но, думаю, нет. Зачем, спрашивается, ей терпеть погоню?
Лирис. С чего взяла, что она именно «терпит»? Может, мы для нее — как комар над ухом.
Фелита. Именно — как комар! Комары жужжат. Рано или поздно их прихлопывают.
Лирис. Это мы с тобой прихлопываем. А она отгородилась какой-то завесой, и хоть бы хны. Мы в эту завесу носами тычемся-тычемся…
Ула. (Перебивая.) А может, сказка не врет, и следы ящера и впрямь ядовиты? Ну, как пары на болотах. Дышим, значит, этой гадостью, потом и снится всякое.
Айгарс. Нет. Мы давно ночуем в стороне от следов. Вон там их оставили. (Показывает рукой в сторону.) Хотя-а-а… Днем-то мы и в самом деле идем строго по следам. (Замолкает ненадолго.) Вот же переделка! И как я сам не допёр?
Лирис. (Айгарсу.) Ну, значит, теперь будем идти чуть стороной.
Найя. А лица можно сырыми платками закрыть.
Фелита. И долго ты протянешь с мокрой тряпкой на мордашке?
Найя. Пару деньков потерплю. Ежели сны продолжаться, значит, дело не в следах.
К костру подходит Ульга. Айгарс смотрит на нее с неудовольствием.
Ульга. (Айгарсу, оправдываясь.) Холодновато там.
Айгарс. (Смягчившись.) Ладно уж. Грейся.
Ульга немедленно опускается на корточки и тянется руками к костру.
Лирис. (Наклонившись к Уле.) Ты, главное, когда всё начнется, попытайся понять, что это всего лишь сон. Убеди себя в этом, и сразу станет легче. Я вот, как понял что к чему, почти ничего и не запоминаю.
Ула. Хорошо, попробую. Спасибо, Лирис.
Йоварс опять втихомолку кривится: назвала его по имени!
Айгарс. Я, кстати, тоже почти ничего не запоминаю.
Юлдис. Покойная бабка моя говорила: тот, кто не запоминает сны, — самый здоровый.
Ульга. (Желчно.) А тот, кто запоминает, что, самый больной?
Юлдис. Нет. Тот — женщина.
Все смеются.
Айгарс. (Распорядительно.) Так. Кому сегодня первому на часах стоять?
Сейчас же перестав смеяться, все переглядываются.
Лирис. Да вроде как Юлдису.
Юлдис. (Ворчливо.) Ага — Юлдису! Юлдис позавчера стоял.
Лирис. Ну, тогда Фелите.
Фелита. Фелита Юлдиса позавчера сменяла.
Немой тычет себе в грудь большим пальцем: давайте, мол, я постою.
Айгарс. Нет, Немой. Ты вчера стоял… И прекращай наконец жалеть этих бездельников! На шею сядут — не стащишь.
Немой разводит руками и принимается подбрасывать ветки в костер. Айгарс поворачивается к Ульге.
Айгарс. Что-то притихла наша первая главная добытчица. Не твоя ли сегодня очередь, а?
Ульга. (Недовольно.) Может, и моя. Я уж запуталась.
Айгарс. (Вздыхая.) Ясно. Стоишь сегодня ты. Сменяю — я. А утром обновим очередь, раз пополнение случилось.
Ульга. (Со слабой надеждой.) А может, новички и постоят?
Айгарс. (Резко.) Нет!
Ула. Мы не против. Да же, Йоварс?
Йоварс. Да.
Айгарс. (Мягко — Уле.) Нет, девочка. И сегодня, и завтра вы спите. Вам это надо. Я знаю.
И Ула вдруг чувствует, что и впрямь устала смертельно.
Фелита. (Поднимаясь.) Так, я — посуду скоблить. Найя, поможешь?
Найя молча встает, и вдвоем с Фелитой, подхватив грязную посуду, они удаляются к ручью. Остальные укладываются вокруг костра.
Уле снится пещера. С высокого потолка свисают, подобно сосулькам, известковые наросты. Между наростами висят вниз головой огромные летучие мыши. Твари все до одной спят. Время от времени некоторые премерзко вздрагивают, точно им снится кошмар.
По потолку и стенам бегают голубоватые отсветы — это внизу горят колдовские костры. Видно, что пещера огромна, дальний костер напоминает светлячка, его можно заслонить мизинцем. Все пространство между кострами занято многоликими. Шлемов ни у кого нет, но у каждого с боков головы и на затылке можно разглядеть шрамы, имитирующие лица: два круглых вздутия — выпученные глаза, продолговатый вертикальный шрам между вздутиями — нос, и еще один — горизонтальный — рот. Дикари беспорядочно копошатся, задевая друг друга плечами, блестя лоснящимися полуголыми телами, и разговаривают все, разом. Многоголосый этот гомон сводит с ума. Время от времени его прорезает младенческий плач. Эхо шарахается от стены к стене, ища и не находя выхода.