Мать бросается к Асфер с тревогой, сочувствием и досадой одновременно. ей жаль свою дочь – она сама ещё помнит, как рыдала над своим первенцем, как потом три дня лежала в горячке, хотя точно знала о судьбе, что ему уготована.
Как знает о том каждый мужчина и каждая женщина Сибона. Говорят открыто: первенцев, что к смене сезона, за неделю до и неделю после достигают пяти лет, надобно отдавать на растерзание Стихиям, а не то сгорят дома Сибона, затопятся зернохранилища его, восстанет сама земля, насылая голод, и ветра разметут его руины по всему свету!
Так было сказано в начале начал, когда пришли сюда первые люди. Так за ними и было записано.
Асфер знала о судьбе своего сына, которого не имела права называть по имени. Сибон рассудил строго и твёрдо: если не достигает дитя зрелости, если отдаётся в жертву Стихиям, зачем нарекать его? вот если минует он пять лет, если выпадет его срок на середину сезона, то тогда можешь дать имя…
Асфер не была глупа. Почуяв под сердцем дитя, она смогла примерно высчитать и когда её ребёнок увидит свет, и пришла к печальному выводу: кажется, её плоть и кровь не достигнут юности и не обретут имени.
В отчаянии бросилась к матери. Та обняла дочь, но больше, чем объятием помочь не смогла, сказала:
–Если на то воля Стихий, не противься. Тяжело принять, понимаю, но надо. Ничего не происходит на нашей земле просто так! великие Стихии знают всё!
Асфер это не убедило. Бросилась к отцу ребёнка – сибонцу Фланко, известного мастерством плетения корзин. Ждала если не совета, то настоящего утешения. Но и тот развёл руками:
–А что тут сделаешь? Стихии рекут тебе сами, когда тебе разрешиться от бремени!
Плюнула Асфер, бросилась через леса к самой тёмной опушке, где жила известная на весь Сибон ведьма…
Вернее, то, что она ведьма, все знали. Но доказать, ровно как и поймать не могли. Ведьма не брала денег, не требовала даров, но, говорят, могла оказаться способной и плод вытравить, если умолишь. Но так говорили. Как оно на деле было – неясно. Вламывались в её дом, жгли не раз её землю сибонцы, а доказательств не находили. И ведьма, если была, конечно, ведьмой, лишь посмеивалась и говорила, что чиста и промышляет собирательством, а зла на сердце и не держит.
Не любил её Сибон. Боялся и не любил. Но счёл, что такое тёмное пятно – это ещё пустяк. Силы Стихий защитят и от ведьмы, надо только им служить. А ещё лучше – делать вид, что ведьмы нет.
Не знала Асфер в ночь своего отчаяния, найдёт ли ведьму. Да только посчастливилось – не сбив даже ноги кривыми корягами, она словно вдруг оказалась перед избушкой, и нос к носу столкнулась с миловидной женщиной, лицо которой было полно добродушия и света.
Выслушав беду Асфер, женщина покачала головой:
–Эх, милая, на пару дней бы раньше пришла! Но вот что… – ведьма пошарила в карманах своего простого льняного платья и вытащила тонкий флакончик с синеватой жидкостью, – выпей-ка этого перед сном, и разрешишься к тому дню, когда беда минует!
Асфер на колени пала тогда, слезы глаза застили, хотела отблагодарить, хотела спросить, а только когда проморгалась, поняла, что стоит коленями на земле, и перед нею лишь лес.
«Привиделось!» – испугалась тогда Асфер, но подступающую лихорадку отогнал неожиданный холодок в руках: флакончик был в ладонях.
Опасное это дело – пить какое-то зелье из какого-то флакончика, данное кем-то непонятным, и непонятно за какую цену! Но Асфер была в отчаянии. Страх за жизнь сына, который должен был пойти на жертву, переселил страх за собственное будущее. Она не осознавала, что может отравить и себя, и плод, и не думала (совсем не думала!) о том, что есть законы Сибона, есть служение Стихиям…
Нет. Одна мысль билась в воспалённом рассудке: её ребёнок должен выжить. Или умереть, не дожидаясь грядущей участи.
Асфер приняла зелье и, обмирая от ужаса до самого разрешения, не могла нормально спать и есть. Но ведьма или видение, или чудо – не подвели: Асфер разрешилась в безопасное время года, в середине сезона и её сыну ничего не угрожало.
Не должно было угрожать. Но на то и существует непримиримая подлость, чтобы подводить самые светлые надежды, чтобы осквернять ядом то, что, кажется, не должно быть в осквернении.
Опьянилась Асфер успехом, и пришла в гордости записывать своего сына к жрецам. И так сияла она, так была радостна, полагая дело решённым, что не подумала глянуть запись…