— Я не хочу помереть после первой брачной ночи. Девчонка наверняка хорошенько наущена родней прирезать меня. Кстати! — вдруг спохватился Аймар. — О девчонке! Ей уже хотя бы можно в брак?
У Бану с пониманием дернулся уголок губ.
— Можно, — спокойно отозвалась она, несмотря на всю грубость танского тона. Он имеет право на раздражение. Пусть лучше отыграется сейчас на ней, Бансабире, чем потом на Иввани.
— И как давно? Сколько ей лет?
— Тринадцать.
Аймар вскинулся с видом, что вот, вот он аргумент, который самоочевидно мешает ему принять предложение Бансабиры.
— На тебе! Тринадцать! То есть тот самый возраст, когда не понятно, вырастет она красоткой или станет уродиной? Наверняка еще нет ничего ни спереди, ни сзади! — оскалился хищно, неприятно, будто подбирал в борделе шлюху.
Взгляд у Бану потяжелел, но она промолчала. Достала из стола еще один пергамент. Если первый был довольно скромным — пол-локтя в ширину и локоть в длину — то этот был, по меньшей мере, вдвое больше. А то и крупнее.
— Что это?
— Прочтите, — настояла тану, и достала еще два точно таких же пергамента. — И сверьте — все они одинаковы.
Аймар развернул пергамент, не сводя глаз с танши, будто выискивая в её лице ответы на вопросы. Но когда прочел текст, не поверил собственному зрению. Поглядел на Бану, снова на лист, и опять на Бану.
— Вы учли это, — выдохнул он ошеломленно.
— Конечно, — с достоинством подтвердила Бансабира. — На случай, если Иввани попробует выкинуть фортель, я, если вина её и впрямь будет доказана, обязуюсь казнить её мать. Этим положением легко воспользоваться, кто захочет подставить Иввани и расторгнуть нашу договорённость, поэтому знать о нем следует лишь самому доверенному кругу. В том числе и самой Иввани.
— И её матери.
— Непременно.
— Вместе с тем, в случае любого насилия или оскорбления, я, как можете прочесть, спрошу с вас за сестру.
Бансабира молча улыбнулась, давая Дайхатту время пережить происходящее.
— Договор составлен идеально и в трех копиях. Я и мои лаваны, слепившие бумагу, как видишь, уже подписали его. Дело за тобой и законоведами, мнению которых ты доверяешь, Аймар.
— Ты кое-что забыла. Здесь должна быть обязательно подпись избранницы или, если ей нет четырнадцати, её родителей или опеку…
Аймар осекся и перевел взгляд на первый пергамент, который показала ему Бансабира — о признании Иввани напрямую подопечной Бану. Последняя разулыбалась совсем уж неприлично и самодовольно.
— Ты предусмотрела все, — не то сокрушенно, не то трепетно выдохнул тан.
Бану воссияла.
— Рано или поздно наши потомки начнут воевать друг с другом, — с печалью произнес Аймар, по-прежнему скользя взглядом по строчкам договора и выискивая в них что-то, что позволило бы признать позицию Бансабиры абсурдной. Но договор и впрямь учитывал все.
— А земли твоего деда? — вдруг спросил тан. Бансабира не была готова к подобному вопросу, но в собственных убеждениях не имела сомнений.
— С домом Ниитас меня связывают только отношения с дедом. Обычно старики вроде него жутко живучие, и может, он протянет еще десять лет или двадцать. Но может и не протянет. Энум меня ненавидит, моя мать, Эдана Ниитас, похоронена здесь, на севере, рядом с отцом. А мой единокровный брат, с которым у меня неважные отношения, вскоре войдет в семью Сиреневого танаара на правах зятя. Энум с радостью воспользуется этим, чтобы шантажировать меня или чтобы выведать через Адара все интересные ему сведения. Поэтому, — вдруг тише обмолвилась танша будто для самой себя, — я и не могу допускать его до участия в делах танаара, хотя по возрасту и пора. Так что, — вновь взбодрилась Бану, — мне будет спокойнее, если я буду знать, что эти земли охраняешь и контролируешь ты.
Бансабира улыбнулась с надеждой. И хотя Аймар понимал, что она лицемерит, все-таки был чуточку польщен.
Мужчина сдержанно кивнул. Он замолчал, осмысливая ситуацию, надолго, и Бансабира не смела его торопить, подбадривать, подсказывать, направлять. Решение такого рода следует принимать в одиночку. Бансабира надеялась — и отчаянно молилась в душе всем ликам Всеединой Матери Богов и людей, чтобы тан подписал договор. Аймар просил её подумать, она подумала. Теперь его черед.
— Ты знаешь, Бансабира, — начал Дайхатт так, словно слова давались ему с трудом. — Ты восхитительно страшная женщина.
Бану скривилась, играючи:
— Ты знаешь, Аймар, — в точности повторила интонацию тана, — говорить женщинам в лицо, будто считаешь их страшными, весьма чревато.
— Ты прекрасно поняла, что я сказал, — не изменившись в настроении проговорил мужчина. — Я только не пойму, почему, имея собственную силу духа, ума и армии, дойдя до столицы и практически смяв раману Тахивран, ты не заняла трон? Ведь, когда мы встретились впервые, ты явно едва покинула Гавань Теней. Неужели человек, способный отказаться от живой родни ради амбиций, отказался от всевластия в Ясе из-за убитого отца?