сейчас нужно делать. Поэтому переведя дух и спрятав нож, Бану опять взяла слово:
— Думаю, участие в этом походе северян обсуждению не подлежит. Впрочем, если Хабур считает нужным, не стану препятствовать. Мое почтение.
Они с Каамалом поклонились и направились к выходу. Хабур простился тоже.
— Тану Яввуз, — окликнул государь, — задержитесь. Остальные могут идти. Хабур может остаться тоже.
Таны переглянулись и, ворча, повставали с мест. Тахивран вообще не одобряла происходящего: нечего возиться с таншей с таким неуправляемым характером. Но Кхассав, похоже, всерьез считал, что именно недостаток здравомыслия и терпения не позволил женщинам династии в прошлом достичь выгодной договоренности.
Раману не собиралась уходить, и Кхассав выпер её с трудом. На Джайю он глядел долго, но та не двигалась с места. То ли из ревности, то ли еще почему, и в конечном счете Кхассав понял, что будет даже лучше, если раманин останется. Пусть воочию поглядит на силу дипломатии.
— Если позволите, государь, — сразу обратилась тану, когда их осталось четверо в кабинете, — дам совет. Как человек, который на весь Яс славится своими боевыми псарнями, могу сказать, что годен лишь тот пес, который в бою признает одного хозяина.
Кхассав поднял брови в ожидании продолжения.
— Казните всех, кто позволяет себе командовать стражей в вашем дворце, если только это не происходит по вашему разрешению. И всех, кто подчиняется таким приказам, казните тоже.
Он улыбнулся и кивнул:
— Я тоже подумал об этом. И не только сегодня, — Кхассав снова расслабился, откинувшись в кресле правителя и предложив Бану и Хабуру сесть. — Аамут всерьез верит, что он тут хозяин, а мать и в ус не дует.
Бану села, подтянув на бедрах штаны, по-воински, как в шатре.
— Аамут обмочился, когда в свое время я явилась по его голову, а у вашей матери, как у всех женщин, нет усов.
Кхассав усмехнулся:
— Нет, иногда встречаются.
Бану улыбнулась, но было видно, что ей не очень комфортно здесь.
— Государь, я соскучилась по детям и хочу домой. Вы прекрасно понимаете, что я все еще здесь только потому, что династию теперь возглавляет здравомыслящий человек, и вы неповинны в грехах матери. Говорите, что собирались скорее, и я поеду.
Кхассав деловито кивнул. Хороший подход.
— Я не пойду в Ласбарн.
— ЧТО?! — Джайя взвилась тут же. — Но договор…
— Плевал я на договор, заключенный без моего участия.
— Твоя мать…
— Раман я, — осек Кхассав. — И я не имел никакого отношения к этому договору.
— По этому договору, — Джайя подошла к мужу ближе, — ты получил меня, царевну династии Далхор. Если бы я только знала…
Нытья Кхассав не выносил совершенно. И поскольку здесь была именно Мать лагерей, напрямую участвовавшая в заключении альянса Яса и Орса, раман не сдерживался.
— Можно подумать, ты не сама согласилась выйти за меня!
Бану засмеялась.
— Что вы, раман! В стране, где выросла раманин у женщин не принято спрашивать согласия.
Кхассав вытаращился с неверящим ужасом. Потому перевел взор на Джайю, которая стояла, высоко задрав голову в необъяснимой гордости.
— Неужели вы слышите об этом впервые? — изумилась Бану.
— Вы что, вообще ничем не занимаетесь, кроме… — Хабур заткнулся, когда понял, что в отличие от Бану он не тан и лучше не заноситься.
— Прекратите обсуждать меня, будто меня тут нет! — рявкнула Джайя.
— Давайте к делу, государь, — спокойно позвала Бансабира. Тот кивнул. На вопрос Хабура предпочел не отвечать.
— Ласбарн, может, и не нищ, но мне откровенно не нужен.
Джайя сцепила зубы и села обратно: черта с два она уйдет!
— Тогда зачем этот фарс? — спросил Хабур.
— Чтобы убедить мою мать, что я всячески намерен, пусть и в ссорах с ней, следовать наследию, которое они с отцом мне оставили.
— И чтобы узнать, что и кому из нас надо на самом деле, не так ли? — улыбнулась Бану. — Поручи своим людям выполнить дело строго в срок, и узнаешь, на кого и до какой степени можно положиться.
На этой фразе Кхассав взметнул бровь: даже если это дело — просто визит. Она правильно все увидела. Бану продолжила:
— Спроси у них о правильном и неверном, и узнаешь их взгляды. Попроси привести доводы и увидишь, как они изменятся.
Сегодня на совете он и попросил, прикинул в уме Кхассав, сказать о причинах идти или не идти в военный поход на пустыню.
— Напои их, как это было вчера на торжестве, чтобы наблюдать за их поведением.