Артмаэль поджал губы, а Нелла усмехнулась.
— Конечно, нет. Шиада еще не согласилась.
Нелла не обманула и вместе с королями Архона примкнула к Шиаде с первым холодным лучом. Полноценно принимать участие в обряде встречи рассвета Тандарионы не могли, но присутствовать, освящаясь, почли за честь и благое знаменье для будущего страны. Нелла вела себя, как ни в чем ни бывало. Удгару она ночью наказала держать в узде сына, чего бы ни стоило, и тот, видимо, осуществил с сыном предельно серьезный разговор.
Когда все завершилось, и жрецы вернулись к обязанностям, Нелла осталась наедине с Шиадой, воссев на камнях под Дубом. Шиада пристроилась рядом, боясь открыть рот. То, о чем просил Агравейн, в случае, если Шиада согласится, было сущим предательством по отношению к Нелле. Теперь, когда все стремления Первой среди жриц были много яснее, чем прежде, Шиада не торопилась упрекать, наоборот, дрожала под оком Голоса-и-Длани-Той-что-Дает-Жизнь, и сминала собственное черное платье.
Храмовница протянула руку, переводя вдох, и сжала холодные пальцы Шиады.
«Я люблю тебя» — подумала женщина.
«И я люблю тебя, о, почтенная из матерей мира», — отозвалась жрица, надеясь, что Нелла сможет прочувствовать её тепло.
«Ночь в Круге у Древа, которое тебе хранить, позади. Ты уверена?» — спросила храмовница, глядя перед собой.
«Я давно уже не уверена ни в чем, кроме того, что ты всегда желаешь мне блага. Потому я сделаю то, что ты повелишь».
Нелла подняла голову вверх, и первая, еще краткая и искаженная тень от дубовой листвы легла на лицо, покрытое многочисленными крапинками давно сошедшей жреческой росписи.
«Ты знаешь, в чем твой долг?».
«Да».
«А он знает, в чем твой долг?».
«Да».
«Ты смелее, чем я думала. А он настойчивей» — даже в мыслях Шиада слышала, как храмовница посмеялась.
«Артмаэль любит тебя».
«И я его», — теперь Шиада научилась быть до конца честной с собой.
«Тогда зачем тебе Агравейн?».
«Он любит меня».
«А ты его?».
«Артмаэля я люблю теперь. Агравейна я любила всегда».
«Не говори этого им».
Шиада на этот раз помедлила с ответом.
«Прежде мне казалось, что Артмаэль будет воплощать для меня долг, а Агравейн — любовь, которой не страшны никакие смерти».
Нелла усмехнулась вслух, но слова ронять не торопилась по-прежнему:
«А теперь наоборот».
Шиада пожала плечами: так и есть.
«Я скажу тебе ответ, который ты так и не успела найти на Дорогах Нанданы. Вы с Агравейном и правда много раз приходили служить Праматери прежде, но в прошлый раз ваш совместный путь был завершен. Таланар, тогда Талнур, стал высшим творением, отпущенным вам на двоих».
«Значит, если я уеду с ним сейчас, это не будет долгом Второй среди жриц, но лишь прихотью молодой женщины?».
«Едва ли так и едва ли иначе. Ты никогда не думала о том, что воин веры, которого ты ищешь — это не Агравейн?».
«Что?».
«Жрец может действовать в одиночку, но воин — никогда. Чтобы защитить Праматерь и вверенных Ей, мало одного человека и одного меча. Нам нужна армия, и у Архона она есть. Не потому ли мы всегда стремились иметь с Тандарионами самые дружественные связи?»
Шиада никак не отозвалась, а Нелла продолжила:
«Да, мы жрицы и жрецы, но мы не лишены практичности, и даже наоборот. Поэтому если сейчас уедешь с Агравейном, однажды ты дашь ему сына, который унаследует армию и крепости, и ты сможешь бросить их на защиту веры, как посчитаешь правильным».
Шиада развернулась к храмовнице всем телом, уставилась молча. Та только улыбнулась, наградив ласковым ответным взором:
«Когда ты вернулась с дорог То’он Надара впервые, я долго думала над твоими словами о северной защитнице из тьмы и об Агравейне, как бойце из света. Если воин Илланы — он сам, то, будучи его королевой, ты сможешь использовать его силу, как потребуется. Если истинный воин Праматери — ваш сын, ты должна родить его, чтобы у Ангората всегда были щит и меч».
«Значит, в этом мой долг?».
Нелла засмеялась вслух.
«Если твой долг и твои чувства не ведут к одной цели, что-то из них неверно».
«Но часть меня теперь настойчиво стремится к Артмаэлю».
«И его время в твой жизни еще не кончилось. Шиада, — Нелла даже в мыслях перешла на шепот, — быть храмовницей — не самая завидная участь. Но, взимая мзду за знание, которое мы бережем, Праматерь дает нам шанс отогреться в стольких объятиях, в скольких мы пожелаем. Такова наша единственная отдушина. Нам не позволено приближать даже собственных дочерей, и взамен хотя бы равенство между долгом и любовью Иллана оставляет на наш собственный выбор».