Незадолго до окончания срока выполнения первого условия, Бансабира позвала мужа, рамана и Хабура поговорить без свидетелей.
— Итак, полагаю, я достиг успеха? — начал Кхассав первым, и выглядел как мальчишка, гордый собой до неприличия. — Сказать откровенно, тану, сколь Терпеливым меня ни зови, а я уже немного изнемог.
Он действительно был горд не без причин: то, что он вменял в вину Джайе, которая не смогла подружиться с Бану Яввуз, ему, похоже, удалось. Хотя бы в той степени, в которой можно успеть подружить за неполные пять недель.
— Мне казалось, за исключением тех четырех неудач с вашей охраной, которые случились в самом начале, вы нашли здесь определенное очарование.
Тут Кхассав слукавить не мог:
— Нашел, — прицокнув, признал раман. — Воистину, это место не забыто Богами, а охраняется ими.
Сагромах хмыкнул, вспомнив их давний разговор:
— Поняли, наконец, насколько хорошо за пазухой у дракона?
— А то! — усмехнулся Кхассав. — Хотя, сказать честно, я все же предпочитаю, чтобы яйца не замерзали всякий раз, когда идешь помочиться, — вдруг перевел глаза на таншу. — Простите, тану.
Бансабира махнула рукой и, прикрыв лицо рукой, затряслась от хохота. Да, еще пара месяцев и этот «нежный хлюпик» будет здесь как свой.
— Ну, мне кажется, кое-кто из местных женщин не раз помогал отогреть их? — пошутил Сагромах.
Кхассав засмеялся в ответ:
— Не все же вам развлекаться. Зато я точно единственный южанин, который наверняка спал с островитянкой с севера, — похвастался он.
В дверь гостиной постучали — Анаис принесла танше горячего меда, как та просила, и тут же вышла обратно. Бану налила себе, отерла ладошки, придвинулась носом к исходящему паром напитку.
Они как обычно в гостиной сидели на многослойных медвежьих шкурах вокруг невысоких круглых столов.
— Я, честно сказать, надеялась, что вы немного отдохнете здесь, — прошептала Бану.
— Что? — Кхассав остолбенел. Разве это условие — гостить здесь — не было вызовом?
Бансабира пожала плечами под широким меховым плащом.
— Лучше всего отдыхать именно здесь. Здесь все в голове встает на места, и в сердце, знаете, — Бану повела рукой в сторону, — в сердце становится чисто.
— Как вокруг?
— Точно.
— Кажется, для вас это очень дорогое место.
— Я бывала тут и до того, как начала участвовать в китобойне. Несколько раз. Но да, оно памятное хотя бы тем, что именно здесь я окончательно поняла, за кого выйду замуж, когда шанс выбирать представился мне самой.
Кхассав с интересом посмотрел на Бансабиру, потом, наконец, расслабился, облокотился на согнутые колени.
— Стало быть, теперь, когда выбираете вы сами, тану, я могу предложить вам — вам обоим, разумеется — поехать со мной в столицу, как только утрясется ваша встреча со старшим сыном?
— Если вы о том, намерена ли я выполнить обещание — да. Я ссужу вам золото, сколько я могу выделить, на нужды похода и поставлю семьдесят пять морских боевых единиц, как мы и уговорились.
— Но о личном участии речи по-прежнему не идет? — Кхассав печально качнул головой. — Тану, тан, — он поглядел на них поочередно, — неужели я по-прежнему настолько не достоин вашего доверия?
Сагромах усмехнулся — и в этом не было издевки или высокомерия.
— Не в этом дело, — объяснил он. — Вы отправляетесь завтра на моржей с остальными?
— Конечно! — чуть подобрался мужчина. Охотится на моржей всерьез будоражило ему кровь.
— И я тоже, — сказал Сагромах.
— А вот я больше не участник, — призналась Бану с некоторой печалью в улыбке.
Кхассав нахмурился: что стряслось? А потом дошло.
— Серьезно?
Бансабира взметнула бровь.
— Мы скажем сегодня за ужином, — ответил за неё Маатхас.
Кхассав надолго замолчал. Наконец, изрек:
— Я должен вас поздравить, но, простите, прежде хочу спросить: если я дам вам срок, скажем, лет пять, для того, чтобы этот ребенок подрос достаточно, и вы могли покинуть его также, как сейчас оставляете других детей ради этой охоты, тогда вы пойдете со мной на Мирасс? Не как подданные, а как союзники?
Бансабира и Маатхас переглянулись.
— В обмен на два условия, — ответил Сагромах.