— Адар, хотя тебе всего девять и, на мой взгляд, рано бывать на подобных собраниях, сейчас ты должен быть здесь.
Упомянутый Адар, худой шатенистый мальчишка в каждой черте которого читалось, что все детство его некому было любить, держался строго и с молчаливым достоинством. Короткая жизнь не оставила ему выбора быть довольным хоть чем-то: матери он не знал, отца не помнил; у Итами было четверо своих детей, Сив после кончины старших сыновей вообще едва замечала кого-то, кроме дочери; дядьям, и живому, и покойным, как и всем мужчинам нет дела до детей, пока те не вырастут, так что…
Он надеялся, что когда-нибудь станет таном вместо Сабира Свирепого, от семени которого ему довелось появиться на свет. Но странная война, о которой он только слышал в дни, когда Тахбир оборонял чертог, закончилась, отец умер, а главой дома стала старшая сестра, о которой он не помнил ничего из ранних лет. Мечта создать свою семью и возглавить род, сидя в высоком танском кресле, которое в давние времена было троном самостоятельного княжества, угасла, как закатное солнце за горизонтом. Пока есть Бану и её сын, ему нечего ждать. Да и нужно ли ему что-то? В конце концов, вон, дядя Тахбир — он не стал таном, но, кажется, вполне довольным жизнью. Чем не путь для него, Адара? Правда, дядя Отан говорил, что настоящие родственники так не поступают — не устраивают браки близких, даже не посоветовавшись или не сообщив. Так что, кто знает, сможет ли он когда-нибудь быть довольным, как Тахбир, если управлять наделом будет его сестра-танша?
Адар был достаточно смышлёным, но одиноким ребенком: его окружали заботливые няньки, учителя, наставники, какие-то родственники, которые, как только объявилась Бану, стали относится к нему не как к единственному наследнику тана Сабира, а как к какому-то побочному бастарду, который появился на свет по случайности. Родственники по матери были радушны и связывали с ним большие надежды, некогда Сабир приблизил их по понятным причинам, но жить в чертоге не пустил, купив в городе при крепости особняк. Так что, с ними Адар виделся не так часто, как хотел. Только дядя Отан остался всецело на его стороне и мог гостить в чертоге сколь угодно долго, но, похоже, его участие в вопросе бунта было глупым. Сегодня танша наверняка позвала младшего брата самолично послушать о предстоящей казни.
— Как кровный родич Отана ты имеешь право голоса в решении его судьбы, — ровно поведала Бансабира. Адар встрепенулся, обернулся к сестре и выпучил ярко голубые глаза.
— Я? — уточнил Адар, не веря. Голос прозвучал неуверенно, как будто мальчик не разговаривал несколько дней из-за опухоли в горле. — То есть, если я попрошу, ты его не казнишь, танша?
— Оставлю его в узниках пожизненно, если ты меня убедишь. Но видишь ли, как бы я ни поступила с Отаном, его прямая родня, то есть твои двоюродные братья и сестры по матери, и другие родственники — они не простят мне этого. Довод, что Отан сам напросился, пытаясь в мое кресло усадить тебя, вряд ли кто-нибудь станет слушать. А это всегда чревато, так что их казнят в любом случае. Однако в судьбе самого Отана ты имеешь право поучаствовать.
Адар практически не слышал конец фразы: всех его родственников по матери убьют. Всех. Ничего не останется более. Какое ему теперь дело до От…
Хотя, неужели можно быть неблагодарным до того, чтобы не попытаться спасти жизнь человеку, который был готов ради тебя на все?
Это он и сообщил собранию, заключив:
— Пусть останется жив.
Бансабира улыбнулась почти незаметно: да нужна ли человеку такая жизнь, когда в целом мире нет более никого, кто был бы его семьей? Что ж, наказание даже более подходящее для Отана за неповиновение и мятеж, чем если бы его просто казнили. Идеально.
— В таком случае, казнь состоится завтра. Ближайшим родственникам — жене и детям пусть окажут последнюю честь и подадут яд. Остальных казните прилюдно, на площади. Всем приказываю быть.
Собрание вздрогнуло. Гистасп облизнулся, не сводя с танши глаз.
Организовывать казнь Бану назначила Серта, и тот покинул Малую залу первым. Вскоре и остальным было велено разойтись. Только Сив, жене Ванбира, водного брата Сабира Свирепого, погибшего в Бойне от руки Аймара Дайхатта, Бансабира сказала остаться.
— Бану? — с вопросом обратилась Сив.
Бансабира не разменивалась:
— Сколько Иввани лет?
— Тринадцать исполнилось пару недель назад.
— Ей уже знаком лунный календарь?
Сив, все еще интересная брюнетка с серыми глазами, чуть печально улыбнулась: а о чем еще с ней могла бы поговорить Бану, как не об этом?