Никто не издал ни звука. Гистасп первым сделал осторожный, бесшумный шаг к окну. Бансабира остановила жестом. Тихонечко потянула из-за рукава туники узкий нож, так что и намека на шелест слышно не было. Зато за окном что-то опять проскрежетало — совсем тихо и коротко.
Маатхас, в эти дни тоже предпочитавший не расставаться с оружием, высвободил меч. Звук, с которым острие покидало ножны, заглушил недовольное цоканье за окном, зато утяжелившийся вздох в повисшей следом тишине уловили все.
Гистасп положил ладонь на рукоять кинжала за поясом, облизал губы. Внешне бесстрастный, внутренне, он подобрался, взведясь, как пружина, чтобы быть готовым к любому броску сейчас: грудью перед на защиту танши, к окну с клинком наголо — в атаку, и даже к Маатхасу, если вдруг окажется каким-нибудь немыслимым образом, что он имеет какие-нибудь тайные связи с Каамалами и намерен навредить госпоже.
Бросок действительно случился — в отворенное навстречу летнему ночному ветру окно влетело что-то тяжелое. Повинуясь рефлексам, все трое на мгновение оглянулись на безвестный презент. По одному шлепку танша поняла, что именно упало на пол.
Бансабира кивком велела Гистаспу осмотреть сверток, а сама кошкой приблизилась к ставням, прижимаясь спиной к стене. Гистасп развернул брошенную голову, сдержал рвотный позыв и, приподняв за волосы, показал Бану. Серого лица не узнавал никто.
Маатхас помрачнел окончательно. Бансабира перехватила нож удобнее, чтобы наверняка, с одного удара, всадить в гортань — спереди или сбоку.
И даже успела поймать момент, когда звук её дыхания слился с чьим-то еще.
Отчаянно знакомым дыханием и запахом кожи.
Мужчина забрался на окно, подтянувшись и закинув на проем ногу. Собрался в мгновение ока и спружинил на каменные плиты пола. В проеме окна мелькнул трос, видать каким-то образом закрепленный на парапете выше. Должно быть, Вал все предусмотрел.
Бансабира стояла, не шевелясь. Казалось, даже сердце в её груди затихло не на шутку. Только когда Маатхас, опомнившись, шикнул «Бану!», танша опомнилась и кинулась перед ним, загораживая незваного гостя.
Тот был укутан в воинское одеяние, схожее с формой Храма Даг, но все-таки отличное от неё. Голова путника была покрыта такой же черной повязкой, а еще одна до самых глаз скрывала лицо.
— Бану, — обескураженно выдохнул Маатхас, но Бансабира вместо ответа обернулась к гостю. Надень он хоть что, даже обмотайся цельным шатром, она узнала бы его безошибочно. Судорожно вздохнув, Бансабира обняла мужчину одной рукой. Незнакомец отреагировал молниеносно, ответив тем же, склонился лицом к танскому плечу. По тому, с каким упоением он втягивал запах госпожи и с каким остервенением сжимал в объятии, было очевидно, как долго оба ждали этой встречи.
— Бансабира, — «да что же происходит в твоей жизни?!» — мысленно проорался Сагромах.
Это отрезвило.
Бану, заерзав, высвободилась из объятий, отступила на полшага, а потом с силой толкнула гостя в грудь.
— Где тебя носило столько времени?!
— Хм, в двух словах не расскажешь, — отозвался гость, и теперь этот голос узнал и Гистасп.
— Так ты жив, Юдейр, — самоочевидно проговорил генерал. Названный стащил с головы обе повязки и демонстративно глубоко вздохнул. Всегда ухоженный, сейчас он выглядел всклокоченным, как загнанный зверь.
— Ты, к моему удивлению, тоже, Гистасп.
Узнав, что перед ним Юдейр, Маатхас невольно вздрогнул: он прекрасно помнил немного напуганного и слегка заносчивого мальчонку, который повсеместно кланялся танше и был предельно вежлив со всем старшим командованием.
— Ну что ты, если нашей госпоже хватает терпения сносить одного из нас, то жив и второй. Грехи у нас общие, — с легким изяществом поехидничал Гистасп.
— Я спросила, где ты был, Юдейр?! — гаркнула Бану, напоминая о себе. — Я пол-Ласбарна исколесила…
— Да-да, он говорил, что вы искали меня, тану. Гор, — уточнил сразу, как увидел перемену в лице тану.
— Снова он.
— В компании кучки головорезов он разграбил одну из солевых шахт, куда меня едва-едва пригнали рабом, — без запинки солгал Юдейр. — Мне не сняли серьгу, не знаю, как так свезло. Он признал её, ну а дальше, слово за слово… В конце концов, я же переписывался с ним время от времени вместо Рамира, чтобы наверняка удерживать поводья разведки.
Тысяча мыслей пронеслась в голове танши.
— Так, — отогнала она их все, чтобы обдумать или спросить чуть позже. — Перво-наперво, чья это голова? — ткнула пальцем за спину, где Гистасп, сидя на полу и сдерживая рвотные позывы, заворачивал обратно дарованное Юдейром подношение.