В июле 1914 года, за несколько недель до войны, Мата Хари выехала из Парижа в Германию. По словам Гейманса, она тогда была «совершенно осведомлена о военных планах Германии»! Биограф на этот раз несколько хватил. В июле 1914 года сам император Вильгельм вряд ли знал с уверенностью, что в августе начнется мировая война. Но уж, во всяком случае, германский генеральный штаб не стал бы осведомлять об этом платную шпионку-танцовщицу. Она ведь могла за деньги перейти в другой лагерь. К тому же если б Мата Хари знала о близости войны, то как шпионке ей, конечно, следовало бы остаться в Париже.
Думаю, что она была шпионкой рядовой и средней (по данным Люсьето, у немцев всего было около 15 тысяч секретных агентов). Более ценные шпионки, вероятно, менее эффектны.
Война застала Мата Хари в Берлине. В день объявления войны она завтракала в ресторане с главой берлинской полиции, с которым, по ее словам, познакомилась в мюзик-холле. «В Германии, — показывала она на суде, — полиция имеет право цензуры над театральными костюмами. Меня находили слишком обнаженной. Префект зашел осмотреть меня. Так мы и познакомились».
В 1915 году Мата Хари вернулась во Францию и затем много разъезжала, занимаясь шпионажем.
Несколько позднее с ней случилось невероятное происшествие: Мата Хари влюбилась! Предметом ее любви был офицер, служивший тогда во Франции (он, разумеется, не имел представления о том, что она шпионка). «Это был единственный человек, которого я когда-либо любила», — говорила она на суде.
Если угодно, это тоже был кинематограф. Скажу больше: любой автор американского сценария, отдаваясь свободной творческой фантазии, непременно закончил бы фильм именно так: первой чистой любовью роковой женщины. Но вместе с тем это была правда. Мата Хари влюбилась и мечтала о замужестве, мечтала напрасно. «Он не захочет... Он из знатной семьи, его отец не допустит такого брака», — говорила она в 1916 году коменданту Ладу.
VII
Первые сведения о том, что Мата Хари состоит на службе у немецкой разведки, получила британская Intelligence Service, — по-видимому, из Мадрида, где английские агенты каким-то образом проследили ее связь с германскими разведчиками.
Во время войны все союзные разведки не слишком посвящали друг друга в свои секреты; каждая по известным ей, вероятно, причинам предпочитала работать самостоятельно. В сентябре 1915 года в Париже состоялся съезд представителей французской, английской, русской и других союзных разведок: предполагалось создание «междусоюзного бюро». Но, как рассказывает в своих воспоминаниях майор Ладу, «все вопросы обсуждались — надо ли это подчеркивать? — с благоразумием, походившим на недоверие... Вся конференция протекла в этой глухой атмосфере, где самые слова казались подавляемыми, как если б каждый боялся, что его слушает неприятельский шпион»! «В частности, наши английские друзья, — говорит далее комендант, — оставляли такое впечатление, будто они, чем выдать какой-либо секрет, предпочли бы, чтобы у них вырвали зуб» (перевожу дословно, — читатель извинит неуклюжесть). По словам того же Ладу, единство разведочного фронта так и не было осуществлено за все время войны. Однако некоторыми сведениями союзные разведки, конечно, обменивались. В 1915 году Intelligence Service сообщила 2-му бюро, что известная танцовщица Мата Хари находится на службе у германского командования.
За ней было тотчас установлено в Париже самое тщательное наблюдение. Ее корреспонденция перехватывалась и читалась во французской контрразведке. «Я перечел ее перехваченные письма, — сообщает комендант Ладу. — Большая часть из них была адресована капитану, давно служившему на фронте. Все они были подвергнуты самому тщательному исследованию, испробованы в наших лабораториях при помощи всяких химических реактивов. В них не было ничего, решительно ничего такого, что могло бы повлечь за собой что-либо, кроме смутных подозрений».
Она скоро заметила, что находится под тайным наблюдением контрразведки. Как ни странно, это не очень ее встревожило. Астрюк рассказывает, что Мата Хари как-то провела ночь с французским офицером в Биаррице и, уходя, оставила ему записку: «А теперь, мой милый, ты можешь идти во 2-е бюро: расскажи там все это...»