В преобладающей ситуации было найдено одно исключение, существующее у индейцев ваура. В начале 1960-х годов среди этого приятного племени, занимающегося гончарным делом и живущего в Парке, неожиданно вспыхнула эпидемия лейшманиоза. К счастью, инфекция была ликвидирована с помощью лекарств, содержащих сурьму, но эта вспышка вызвала к себе большой интерес, учитывая традиционный иммунитет индейцев к ней. Когда английская группа находилась в поселении индейцев ваура с ее 97 обитателями, там живо вспоминали атаку лейшманиоза, оставившую свои следы. Из 71 индейца ваура, обследованного англичанами в 1968 году, у 16 были старые неактивные шрамы от лейшманиоза. Из 11 человек мужского пола семь были в возрасте 5–10 лет, откуда следовало, что инфекция чаще встречалась среди очень молодых. С 1964 года у членов племени инфекции не наблюдалось.
В этой истории наибольшую важность представляет тот факт, что за несколько месяцев до вспышки инфекции племя перешло на новую стоянку, находившуюся в четырех часах пути по воде от его предыдущего поселения выше по Риу-Батови. Отсюда можно заключить, что они переехали в район, где среди комаров было больше носителей инфекции или это была инфекция иной антигенной разновидности. Во всяком случае, факт перемещения всего на четыре часа плавания по извилистой реке, приведший к конкретному заболеванию, еще раз подтверждает ту сложность медицинских проблем, которые имеют место при охране изолированных поселений. И неудивительно, что живущие изолированно индейцы зачастую легко погибают при встрече с людьми, приносящими новые болезни с другого континента.
Лейшманиоз Нового Света имеет древнюю историю. Майя и инки, вероятно, знали об этой болезни, так как на некоторых гончарных изделиях они весьма точно изображали людей с подобными следами болезни. Бразильцы также знали о ней очень давно, несмотря на то что ее пугали с проказой и справедливо опасались. Различные горные и лесоперерабатывающие фирмы категорически запрещают своим работникам под угрозой увольнения выходить по ночам в лес во избежание заражения. Другие бразильцы, как, например, поселенцы вблизи лагеря, самостоятельно борющиеся за существование у новой дороги, не были столь благоразумно осторожными, поскольку практически они жили в лесу. Вследствие этого болезнь стала частью их существования, как и малярия, как и сам лес. Местные фазендейру, разъезжающие взад и вперед на свои ранчо, расположенные дальше к востоку, могли подцепить эту болезнь. Однако они могли ее и вылечить, располагая как средствами, так и возможностью вынести четырнадцать инъекций на протяжении двух недель. Но далеко не все из тех, кто живет возле дороги, могли так лечиться. Медицинский дневник экспедиции пестрит записями о визитах тех, кто пришел полечиться у нас. Больше всех запомнилась маленькая девочка, которая бесшумно заходила в разные хижины и выходила из них и всегда ждала, чтобы кто-нибудь бросил работу и поговорил с ней.
Врачи экспедиции часто бывали обеспокоены местной распространенностью самолечения. Здесь люди или крайне нуждаются в лекарствах для лечения лейшманиоза или малярии, или же они вливают в себя любые лекарства, руководствуясь правилом «чем больше, тем веселее». Как кто-то сказал, подобная система «полифармации», несомненно, представляет собой попытку компенсации недостатков в диагностике, вероятно выполняемой одним больным по отношению к другому. Лихорадку или даже подозрение на лихорадку обычно лечили «коллективно», принимая лекарства от малярии, жаропонижающие средства и антибиотики, а зачастую для полноты добавляли еще стероиды. Подобная методика может сделать некоторые важные лекарства менее эффективными, когда в них возникнет подлинная необходимость.