- Выйди вон! - этот голос заставил крепыша вытянуться в струнку и отступить. В дверном проеме стоял высокий человек с большой тигриной головой на охранничьей куртке. Перечеркнутое шрамом лицо, яркий зеленый глаз, второй закрыт. Канис, только у них это отсутствующее, кукольное выражение лица. Волк тоже подтянулся. В голове сложился старый каламбур - с канисом сложно собачиться ... охрана часто над этим смеялась. У них правда голос ровный и гулкий. Приказной.
Волк шагнул, закрывая собой Грея и на мгновение зажмурился. Потом открыл глаза и протянул руку:
- Здравствуй, Центурион.
Пальцы от рукопожатия хрустнули.
- Волков. Испугался? У меня нет приказа тебя убить.
- Ты же не умеешь чувствовать эмоции.
- Я умею видеть того, с кем говорю. Мне хватает.
Его правда так звали. Не кличка. В прошлой жизни Центурион Иванович Борейко был сыном фаната игры “Последний Легион”, спасателем, инкассатором. Когда умерла жена, еще до войны, стало так больно, что он решился на эту операцию, их тогда только разработали. Пусть лучше никаких эмоций.
А потом он очнулся, и жизнь стала черно-белой. Даже больше белой. Понятной. До тех пор, пока напарник по военизированной охране Красной Зоны, Волков, не решил бежать.
Центурион вел Волка с волчонком к двухэтажному коттеджу в начале улицы, приземистому и серому. По бокам лестницы торчали мохнатые сосны. Теперь нужно было ждать в маленькой комнате на первом этаже. Розовая штукатурка, диван, стол, графин, чайник, два стакана, стул и экран для портала новостей. На столе - штопор, пачка армейских галет и сахарница. Дырку в обшивке дивана закрыли вязаным ковриком. На коврике спал полосатый кот, который повернул уши в сторону гостей, но быстро потерял интерес и уснул обратно. Еды они не принесли.
Центурион сказал - ждать здесь, пока поступит приказ. Он говорил коротко и прямо, от этого казалось, что они под арестом или на допросе.
Волк поставил чайник и размешал в стакане кипятка три ложки сахара. Грей тоже пил кипяток, грыз галету и гладил кота. Кот урчал, не открывая глаз. Начинать разговор Грей боялся, а Волк молчал, и в тишине сгущалась тревога. Это как будто висишь на одной руке, и под ногами пустота. Мерзкое чувство.
Что дальше? О чем говорят Тигры? Что сделает Центурион, если гостей прикажут убрать? Поднимет ли винтовку? Он - канис. Но тот, который не стрелял.
Центурион вернулся через полтора часа. Грей услышал, как хлопнула дверь, и ноги облизнул сквозняк. Сердце ухнуло в пятки. Волк вроде бы дремал, но тут же открыл глаза. По лицу каниса было нельзя понять, расстреливать он пришел или приглашать на торжественный ужин. Так и остановился в дверях, оперся ладонью о косяк.
- Идём, - сказал он и замолчал.
Грей оглянулся на Волка, который кивнул и стал натягивать куртку. Тишина звенела в ушах. Так что же ... что? Грей сжал кулаки, но высказать этот вопрос канису не решался.
Наконец полностью одетый Волк шагнул к дверям и все-таки спросил сам:
- Что решили-то?
- За глаза неинтересно. Посмотреть хотят.
- Тоже мне цирк шапито...
- С Нормом не дерись. Побить побьешь, но в дерьме захлебнешься.
Волк удивленно посмотрел на Центуриона, для которого эта была очень длинная фраза.
- Норм это который? - Волк, продолжая разговор, взлохматил волосы приунывшему Грею, но тот упорно смотрел в пол.
- Левая нога Берсерка. В костюме. Важную шишку играет.
Как только оба подошли к дверям, Центурион развернулся, пропуская их вперед, потом закрыл дверь на электронный ключ. Ветер на улице снова вцепился Грею в уши. Он забыл шапку на спинке дивана.
Поселок, в отличие от Края, был живым. Обжитым Тиграми и их семьями - так странно, семьи тигров... Навстречу попался парень в спортивном костюме, который бежал с двумя кавказскими овчарками. Лохматые псищи запетляли между встречными и успели обнюхать всем ноги, пока хозяин не рявкнул - ко мне!
Некоторые коттеджи скрывались за отдельным забором, другие выходили окнами на улицу, так что было видно, что происходит внутри. Стол за которым едят. Лысый мужчина смотрит в окно и курит - самокрутку, наверно, фермеры выращивали табак. Мальчик и девочка бегают по комнате друг за другом. Грей не мог не оглядываться, осколки чужой жизни в освещенном окне притягивали. Это было как кино, только грустнее. Потому что настоящее, но не у тебя. И не будет у тебя.
Тот дом, к которому они подошли, тоже был с забором, но обычным, строительным. Правда, по местной моде расписанным граффити. Только на бетонных плитах цвели не картинки а надписи. Афоризмы. “Пуля очень много меняет в голове, даже если попадает в задницу”, Аль Капоне. “Идти на уступки врагам все равно, что кормить крокодила, который сожрет вас последним”, Черчилль. Обитатель коттеджа точно был любителем громких слов.