- План дома представляешь себе? Куда уходить?
Акела открыл глаза с красными прожилками. Какое-то время хмурился, вдумываясь в смысл сказанного, потом заговорил так, будто тоже медленно плавал в толще воды.
- Три этажа. Внизу - кафе с выходом на другую сторону. Если не завалило.
- Если завалим за собой, не догонят. Им объезжать три квартала и по дорогам, а мы пролезем в любую дыру. Мы уйдем.
- Ты уйдешь.
- Мы уйдем.
Левая половина лица Акелы подергивалась - будто пытался саркастически улыбнуться, но сейчас мышцы слушались его через раз.
- Ты мои ноги видел? Только в фильме человек полз километры на животе через лес. Я не смогу. Я серьезно.
- И я серьезно.
Новенький положил руку сверху на его ладонь, но сжать холодные пальцы побоялся. Снаружи механические голоса перекрикивались в рациях, и грохотала техника. Громко, наверное, в машине орали по телефону:
- Пятнадцатый! Как слышно? Все готово для обыска? У нас тут все круги ада типа смешать но не взбалтывать. Где твои киберищейки? Твои пять минут уже полчаса! Давай правда пять минут и не больше!
- Пять минут, - эхом повторил Акела. - Ты успеешь выбраться на ту сторону. Мы смотрели карту, там уже Край. И здание бывшего НИИ электротехники. Магнитная аномалия, у дронов сбиваются настройки. А куда они без навигатора?
От Акелы пахло кровью, строительной пылью и лекарством, но еще больше отчаянием. Когда говорят одно, а потом закрывают глаза и резко отворачиваются. И сжимают в ладони край одеяла на котором лежат. Страшно. Каждому нормальному человеку страшно умирать. Закон природы. Даже если человек этот решил, что жертвует собой, есть то жуткое время, когда ты еще жив, и смерть лязгает вдалеке, еще идет за тобой, еще дает тебе пять минут. Последних.
Время принятия решения... рыба мечется в аквариуме, будто, пробив его стенку, сразу же окажется спасена.
Новенький решение принял и успокоился. Потом встал с одеяла и пошел к двери, не оглядываясь. Акела не открывал глаза - не откроет уже до момента, как войдут полицейские.
Даже сейчас, когда Акела смотрел на экран, ему было жутко. Вспомнил эту беспомощность, незнакомую «Седому», который иногда мог заставить подчиняться себе даже охранника. У Новенького только один путь к спасению. И ему незачем калека. Это нелогично - брать обузу.
Потом раздался плеск. Этот звук не входил в число ожидаемых.
Новенький уверенно держал в одной руке пакет для переноски, наполовину наполненный водой, и гонялся сачком за красной рыбиной.
Потом он так же невозмутимо повесил сачок на уцелевший крюк и подошел к Акеле.
- Держи крепко. Расплескаешь - сдохнет.
- Зачем? - Седой ошалело смотрел на рыбу. Слишком большая, чтобы наворачивать круги по пакету, она просто быстро-быстро вращала плавниками, будто собиралась на вертикальный взлет.
- С нами будет.
- А если нас поймают?
- Будет молчать как рыба. А мы возьмем с нее пример. Держись. Будет больно, но я постараюсь тащить, где поровнее. Раз... два... взяяяли...
Одеяло зашуршало по паркету, потом по кафельной плитке коридора. Лучи полицейских фонарей метались по комнате, выхватывая пустой аквариум и разбросанные по полу книги, а Новенький уже втаскивал одеяло с Акелой к пандусу - лифты не работали, но, к счастью, на лестнице была отгорожена часть для колясок. Не всем были по карману бионические протезы.
Уровень пройден - на двери лифта.
Багира шумно выдохнула и опустила голову Акеле на плечо.
Следующим садился Волк.
***
Поднимайся пока можешь. Отряхивайся от грязи и крови. Упадешь - зажрут. Волка путали с канисами, да он и работал с одним из них наравне. Про напарника посмеивался, что не железный, а на цепи. Когда узнал, что значит “канис” - удивился, как легко можно обозвать человека собакой по-латыни и вроде как не обидеть. А скажи - “пёс”, так за это и в морду можно получить. Хотя от них не получишь. Разозлить каниса невозможно, в том и секрет, что-то у него в мозгу подправлено. Волк по-латински “канис люпус”, вроде как “лютый” звучит, пошучивал он над собой. А с канисом настоящим работать было нормально, тоскливо только: ни подерешься, ни хлебнешь крепкого.
Волк был Волком сколько себя помнил, с детского дома в Серой Зоне. И потому, что Волков, и потому, что вцепится - не отпустит. Прав был старший смены, который его брать в охрану Красной Зоны не хотел - плохая из него вышла собака.
Волк резко натянул шлем и вспомнил. Снег и провода, пучки электронных кишок из развороченных железок. Запах горелой резины. Лучи фонарей, скользящие по двору. Грязные сугробы с черными и желтыми пятнами. Может быть, железяки не живут, но дохнут точно. Почти как люди. Перегорят лампочки, подергается на земле, и все - куча покореженного хлама. И ты не выберешься, подумал он, представляя, что к устало замершей у кирпичной стены фигурке подходят с трех сторон. Бегут широкие полосы света - охрана с фонарями. Волк так же стоял в снегу и орал напарнику “не подходи!” Человеку убивать своих тяжело. Еще тяжелее - волку, который понял, что больше не собака.