«Сань, подержи чайник», — обратился О’Фролов-2 к своему тёзке с незначительной, незатейливой просьбой — кажется, ему нужно было обойти стол, чтобы налить кому-то чай, но для этого надо было переставить стул или чашку на столе. О’Фролов ничего не ответил, он был очень мрачен. Никто ничего не сказал да и вообще не придал этому особого внимания, ОФ-2, конечно, обошёлся как-то сам… Однако минуты через три О’Фролов как-то дёрнулся и брякнул: «Давай, Сань, подержу». Все аж со стульев попадали, в том числе и сам Великий. Наконец и его прорвало, и все мы стали удыхать ещё радикальней, по преимуществу уже над ним: он говорил, что осознаёт, что спит, а мы все ему снимся, а на самом деле мы с ним по-прежнему живём на Московской, и никакой квартиры Дядюшки деда, и никакого деда, а уж тем более бабки, упомянутых нами в качестве аргументов, нет. «Вы меня специально путаете, я, блин, вас знаю», — повторял он, растерянно озираясь, словно уж отчаявшись увидеть хоть что-нибудь знакомое, а мы дохли над этим, а он над нами или просто за нами.
Вскоре они решили ещё более кардинально над нами подшутить и сказали, что пора домой. И все ушли — в том числе и Репа, которую мы слёзно умоляли не бросать нас и проводить — специально выскочила на улицу и через минуту уже была такова. Мы за ней — никого; кругом ночь, темь, холод и как-то не так…
Мы, великовозрастные молокососы, ещё не знали что такое «измена» даже как понятие, а теперь вот столкнулись с ней на практике (естественно, не осознавая, что это она — в этом весь фокус, весь «эффект процесса»!). А может и не весь…
Продолжение 27.
И наконец, самый ответственный момент — когда всё выпито, все уже пьяны, но есть ещё деньги и возможности — нужно принять решение: продолжать или разойтись по домам. Естественно, что мы с Сашей в таких случаях никогда не расходились — ко мне в берлагу и ещё два портвейна — тогда всё. Даже экспромтом с ним стих сочинили:
Давай возьмём — потом ещё — потом ещё — ещё ещё ещё — и — всё.Это понятно, но ведь теперь… Если ещё выпить тут, пытался рассуждать я, то я просто не дойду до дома и Зельцер не уедет — она наверно и так уже не уедет… Да и Саша наверняка с ней увяжется… Короче, я был уже совсем беспомощен: не мог не только ходить ровно и действовать решительно, но и разветвлённо рассуждать — ясно одно: Саша меня забрал бы да и сопроводил домой, где мы бы ещё чуток выпили… Я не учёл лишь одного — Зельцер с нами одной крови. «Поедем ко мне», — сказала она. Я стал подниматься и прощаться, с ужасом представляя поход до дома, отмыкание замка, запах всякой дряни в неработающем холодильнике, поход за водой в колонку… «Ты что с нами не поедешь?» — в один голос удивились они. Зачем же я-то? — всё-таки кое-что я понимал, вернее, не понимал… «Нет, — сказал я, — я так сказать…» Но они не стали меня особо выслушивать и буквально под руки вывели к дороге ловить мотор.
Как я потом понял, им наедине ведь было б не очень комфортно — надо было б решать проблему личных отношений, проще говоря, трахаться, а назавтра думать зачем это было сделано, наверняка что-то значит. Зельцер очень именно этого и хотела, но при этом знала, что Саша — мягко говоря не очень, особенно насчёт «назавтра», и его нужно завлечь постепенно, незаметно — для этого даже и сорокет на тачку не жалко. Поэтому сегодня (да и всегда, друзья мои) куда как проще просто нажраться.
Великолепное изобретение — катать по Тамбову на тачках — пятнадцать минут и ты уже в любой его точке, даже самой крайней, такой как П***-ское — только флажки праздничные мелькают на столбах!..
Жилище её было не под стать моему — я знал, что она вроде живёт одна — мало ли чего можно ожидать — но, конечно же, всё было как и полагается: обычная нормальная однокомнатная городская квартира, а это уже о многом говорит…
С двумя портвейнами мы прошли на кухню, где нас встретила собака бультерьерской породы под славянофильским прозвищем Дуня. Я был приятно шокирован — с детства боюсь собак, изгрызших мне в те времена все ноги (а из сорока уколов половиночку не доделали!). Зельцер сказала, чтобы мы не боялись этой старой суки и не давали ей ничего со стола, потому как она будет выпрашивать. На столе меж тем возникли три цивильных хайбола с надписью «CAPRICORN» — мы тут же их наполнили, а также варёная колбаса, батон и банка кабачковой икры, из коих Зельцер как нельзя кстати принялась мастерить бутерброды. Как хорошо живут люди, подумал я. Холодильник — работает! А где сортир? Да вон, пожалуйста. Я помочился в нормальный унитаз, скромно смыл. На выходе столкнулся с Сашей. «Мавзолей, ебать!» — как пить дать так он отреагировал на то, что стены и потолок обложены чёрным кафелем. Какой насос, подумал я, и как я как man in black вписываюсь в интерьер!