С юга же степь упиралась во владения жителей побережья. После нескольких минут расспросов географическая головоломка разрешилась — морей было два. Одно — то, которое пересек Ромка, и второе — оно-то как раз и было расположено на юге.
В отличие от засушливых и каменистых берегов «моря номер один», побережье второго моря были поистине райским местом, да вот беда — место это было занято. Более того, устав от постоянных набегов северных соседей, южане еще в незапамятные времена отгородились от степи несколькими крепостями, взять которые было практически невозможно, а обойти — опасно. Совершивший такую глупость завоеватель рисковал остаться без обозов, женщин и вообще места, куда можно было бы вернуться с богатой добычей.
Равновесие сил в принципе устраивало все стороны — это, конечно, сказал не Меар, а Лар на основании рассказа сотника. Молодежь ходила в набеги, что служило естественным ограничителем прироста населения, выживали сильнейшие, а выжив, воевали друг с другом, благо причину всегда можно было найти. Лошади. Женщины. На худой конец — золото.
А потом появился Владыка Кринир, отец Касы. Как понял Ромка — а понять что-то из рассказа сотника, который к тому же все время порывался запеть, было непросто, — Кринир был прирожденным стратегом. И он сделал то, что не удавалось до него никому: он объединил степь. Объединил силой оружия, сплотил и подчинил себе. И умер.
Владыке Касе остались лишь косметические изменения, которые, впрочем, заняли около двадцати лет. Изменения эти заключались в том, что после смерти Владыки Кринира один из его «клыков» — так тут называли вождей некогда независимых племен — пошел против своего господина. Были бои, были интриги, удары в спину и все такое. Каса победил и доказал, что достоин править объединенной степью.
А потом он пошел на побережье. В сущности, больше ему некуда было идти. Раз воины не убивают друг друга, они должны убивать кого-то еще.
И вот — пророчество. Степняки, похоже, решили использовать Ромку вместо осадных машин.
— Меар, расскажите мне про людей, с которыми придется иметь дело. Про их характеры, понимаете?
Час спустя Меар все еще говорил. И два часа спустя. И три.
«Мне должно быть стыдно, — подумал Ромка. — Я опять сделал неверные выводы на ровном месте. Степняк. Потом пахнет и лошадьми. Лицо как у гастарбайтера. Что он может знать, да? Стыдно».
Меар рассказывал о людях так, что психологи, составлявшие карточки для Кайла, удавились бы от зависти. Он точно знал, про кого надо рассказывать, а с кем маленький Рысь никогда не встретится, а если вдруг — то это будет не важно. Он подмечал мельчайшие штрихи в характерах персонажей, то делая экскурсы в здешнюю мифологию, то порываясь исполнить балладу (баллады Ромка безжалостно пресекал).
Он был настоящим сыном степи: видел все, понимал, что видит, и знал свое место на этой бескрайней равнине.
Голос у сотника был хриплый, глубокий, а песни — всегда с подтекстом, который то ли есть, то ли нет.
— Меар, вы опять поете.
— Прошу прощения, — усмехается сотник, причем видно, что он ни чуточки не сожалеет. — Увлекся.
— Вы говорили про Двирри, мага…
— Да, верно. Двирри. Если бы я был астрологом, я бы сказал, что его зверь — крыса, и это было бы правдой. Но Высокий Лорд должен знать, что крысы, они бывают разные. Есть те, что просто бегают по степи. Без них степь будет пуста и скучна. Есть те, что живут в городах побережья, и это совсем другие крысы. Они прячутся от людей, но они все время рядом. Они воруют, но они не воры, ибо они считают себя хозяевами, а людей — чем-то вроде стада овец, что дает молоко и мясо. И иногда они убивают.
— Крысы? — уточнил Ромка. Высказанное сотником утверждение шло вразрез с его познаниями в биологии.
— Когда овца слаба и не может следовать за отарой, степняки ее убивают. Когда овца больше не дает ни молока, ни шерсти. Когда позволять ей жить становится невыгодно.
— И это — Двирри, правая рука Тучана и единственный настоящий маг при дворе? — удивился Ромка. — Если ты знаешь, что он — крыса, то почему…
— Он — полезная крыса, — усмехнулся сотник. — Потому что рассказывают, иногда, очень редко, правда, крыса становится на сторону людей хотя бы отчасти. И горе тогда другим крысам.
— Отчасти?
— Помните, что я говорил про овцу, которую убивают, если она становится бесполезна?