— М-м… — кивнул Крачак, — не очень-то оригинально. Сразу скажу, Миронович не мог избавиться от шантажиста: ни убить его, ни посадить в тюрьму. Шантажист в силу ряда обстоятельств был для него недосягаем.
— Что же он предпринял?
— Наш дражайший Иван Иванович пошёл ва-банк. Он отправился к Трепову и вручил градоначальнику памфлет на самого себя. Для такого шага требовались и большая смелость, и верный расчёт. Миронович продемонстрировал и то, и другое. Он упал в ноги градоначальнику, повинился во всём, разумеется, не обошлось без некоторого цинического лицедейства… сказал Трепову примерно следующее: меня утянут под суд, а вместо со мною и всю столичную полицию… и это возымело свой эффект.
— Градоначальник покрыл Мироновича, — предположил Иванов.
— Зачем же рассуждать такими ветеринарными терминами, — полковник как будто бы даже обиделся на сыщика, — Фёдор Фёдорович Трепов был вынужден принимать во внимание массу… массу привходящих соображений, о которых Вы сейчас даже и догадываться не можете. У него была масса недоброжелателей, Трепов пользовался большим и притом вполне заслуженным авторитетом у Государя Императора, а это рождает огромное число завистников. Когда вышла вся эта история с выстрелом Засулич, можете мне поверить, оч-ч-чень большое число высокопоставленных чиновников испытало гаденькое чувство удовлетворения. Трепов не мог допустить скандала в полиции, тем более, что речь шла о таком всеобъемлющем… м-м… разоблачении. Поэтому Трепов арестовал весь тираж, добился отзыва разрешения на издание, рассыпал типографский набор, а Мироновича отправил в отставку. В течение суток. Я Вас уверяю — это был пинок!
— Ну да, ну да… С правом ношения мундира, — с сарказмом в голосе заметил Иванов.
— Так было объявлено в приказе. На самом деле — нет! Трепов запретил Мироновичу когда-либо одевать мундир, пообещал прилюдно плюнуть тому в лицо, если тот хоть раз нарушит запрет. Вот так. Кстати, если Трепов пообещал такое, ему верить можно. Нюанс ведь в чём состоял: Миронович через своих «бегунов» дал несколько серьёзных арестов. За них люди получили не только отметки в приказах по городу, но и денежные премии, и ордена. И что же, через несколько лет вдруг затевать всеобщие разоблачения: отзывать представления? признавать подлог рапортов? Как Вы это себе представляете, батенька?
Иванов махнул рукой:
— Да Бог с ними, с «бегунами». А чтой-то было дальше с загадочным мстителем? Кстати, а какова была его фамилия?
— Фамилии я Вам не назову, не помню. — прочитав в мимолётном взгляде сыскного агента недоверие, полковник поспешил добавить, — Действительно не помню. Трепову она была известна, как впрочем, и самому Мироновичу, так что всегда можно справиться у кого-то из них. Ничего особенного с этим человеком не случилось, он добился своего, я имею в виду увольнение Мироновича из полиции. Более того, Мироновичу пришлось надолго уехать из столицы. Он ведь из Гродненской губернии, там и спрятался почти на год…
— Из-под Гродно, Вы говорите?
— Да, у него там большое имение. То есть, сначала оно было маленьким, а потом он подкупил земельки. Миронович хотя и русский человек, однако по вероисповеданию католик, он вырос с поляками и евреями, знает их национальные особенности, прекрасно умеет ладить с ними.
— Что Вы говорите… Я этого не знал, — признался Иванов, — Паспорт-то у него в столице выписан.
— Разумеется, он уже четверть века столичный житель.
— И что же было далее? — Иванов вернул разговор в прежнее русло, — Миронович удалился из Петербурга и…
— Миронович-то удалился, да только сестрица его младшая тут осталась. Она продолжала вести его хозяйство. Я ведь уже упоминал, у Мироновича целый доходный дом был в аренде. Кроме того, он ещё в бытность свою начальником участка начал промышлять учётом векселей. К нему ежедневно, как на работу приходил молоденький армянчик, Миронович с ним запирался на час-другой и там они свои делишки обделывали. Так что примерно месяцев через 10–11 после отставки Иван Иванович возвратился в Санкт-Петербург и занялся своим излюбленным ремеслом: ссуды, залоги, векселя, дёшево купить-дорого продать…
— Понятно. — Иванов помолчал немного, — А что же стало с «бегунами» — держателями квартир?
— Это были не квартиры, а дома, — поправил его полковник, — С подвалами, тайными схронами в под полами и в стенах. «Бегунов» прихлопнули, — Фома Фомич выразительно ударил ладонью по столу, — лично я и пришлёпнул. Я с этого начал, едва заступил в должность. Действовал по прямому предписанию Трепова. Как сейчас помню, взяли 6 человек беспаспортных, не пожелавших открыть имени.