«Блохин, скотина. Усатая самодовольная скотина».
Вторая мысль была еще обидней и явственней, чем первая:
«Дурак и идиот! За какую-то вонючую икру, которая и даром не нужна, полез в воду».
Что-то в своём характере он никак не мог понять. Это безрассудство, из-за которого он подвергал себя уже не раз смертельной опасности. Мысль эта больше всего жгла его, чуть ли не душила. Вдруг каким-то внутренним чутьем он услышал звук. Звук шел из-под воды. Машинально Артем оттолкнулся от руля руками, и что есть силы гребанул ластами вниз, осознавая, что теряет завоеванные позиции. В ту же секунду из глубин реки вырвался булькающий звук, и весь корпус судна загудел. Вода вскипела, и Артем почувствовал, как его начинает потихоньку затягивать под воду. Ужас охватил все его тело. Он буквально оцепенел.
Дали задний ход, догадался Артём, но ухватиться было не за что. Кругом была только черная вода. На мгновение он представил исход всей картины. Его прошило горячей иглой. Забыв про икру, про людей на судне, про все на свете, он судорожно заработал руками и ногами и, как бешеный, заорал. Гул нарастал все сильнее, и его крик тонул среди грохота. С каждой секундой расстояние сокращалось. Тело его обмякло в полном бессилии, и его потянуло под воду. Обрывками всплыло улыбающееся лицо молоденькой девчонки. Неожиданно вспомнился последний разговор с Евой и её глаза, на какое-то мгновение сделавшиеся грустными. Как будто она могла это предвидеть.
Рука машинально нащупала твердую поверхность руля. Артем судорожно ухватился пальцами за ржавую поверхность железа и почувствовал, как ломаются ногти на его пальцах. Вдруг все резко стихло. Как робот, ничего не соображая, Артем выплыл из-под нависающей кормы и, ничего не разбирая, равнодушно погрёб вдоль борта. Ему уже было наплевать на то, что его могут увидеть с корабля. Уже позади себя, когда кран пропал в темноте, он еще раз услышал, как взревел винт. Стало смешно и почему-то стыдно за то положение, в котором он находился. Над ними висели яркие ночные звезды. Растянувшись на воде, он спокойно работал ластами, забыв о том, что где-то его, наверное, уже устал ждать Блохин.
Если бы Валерка не окликнул его, он так и проплыл бы мимо. Подплыв почти к самому берегу, Артем растянулся в воде в полном бессилии. Рядом, в капроновой сетке, как ни в чем не бывало, болталась злополучная банка с икрой, целехонькая и невредимая.
Валерка зашел в воду, снял ласты и помог Артему подняться:
– Ты что? На тот берег плавал? Тебя целый час не было. Банку сними.
Артем, шатаясь, пошел к своей сумке, в которой припас сухое полотенце. Банка отцепилась и упала на песок, чудом не разбившись о мелкие камушки.
– Ты поаккуратнее! Икра все-таки. Больших денег стоит.
Артем вытер насухо тело и закурил:
– Ты когда-нибудь пробовал сунуть пальцы в мясорубку?
– Ну у тебя и фантазия!
Артема начало колотить. Откупорив пузырь водки, он отпил прямо с горла почти половину. Остальное он пустил на растирание.
– Ну, ты даешь! Поберег бы.
– Самое лучшее применение этой гадости. Бр-р…
Обратно шли молча. Блохин семенил рядом, обхватив икру обоими руками:
– Как икру-то поделим? Тебе половина?
Артем искоса посмотрел на очкастую физиономию друга. Его немного пошатывало. Озноб постепенно сменился теплом. Оно медленно расплылось по всему телу:
– Как в песне. Впрочем, можешь забрать все. И сожрать без хлеба.
– Да ладно тебе психовать. Может ты больше запросишь? Это будет справедливо. Я бы не смог никогда. Я же серьёзно спросил.
– И я серьезно. У меня от икры изжога, – сказал Артем.
При слове «изжога» его передернуло, а привкус противной отрыжки, смешавшейся со спиртом, подкатил к самому горлу.
– Чего же ты не сказал? Я думал, ты ее любишь.
– Люблю, но у меня изжога.
– А я хотел предкам выслать. В Воркуту. Вот спасибочки.
– Ну-ну! Флаг тебе в руки, – усмехнулся Артём, чувствуя, как водка начинает действовать на него.
Блохин еще долго трещал на ухо, объясняя, как необходима на севере красная икра. Слова пролетали мимо. Артем только изредка кивал уже захмелевшей головой.
«До чего же тоскливо жить, – подумал он, искоса глядя на Валерку. – Икра, колбаса. Всё это до того пошло и однообразно. А самое главное… – его вдруг осенило мыслью, – навсегда».
Впереди замаячило здание школы. Оттуда доносились крики. Герка развлекался. Слушая его несносный юмор, он неожиданно для себя в первый раз вдруг проникся симпатией к этому любимцу публики. «По крайней мере, от тоски он не помрёт».