Итак, через три недели они отбывали. С двумя телохранителями, в строжайшей тайне, при условии, что будут вести тихий образ жизни - а какой ещё образ жизни могли бы они вести? – удивился Пазильо. Не станут появляться в слишком людных местах (на стадионах, что ли?), равно как и в слишком пустынных (не иначе как на пустырях по ночам!). А также под чужими именами (до чего он дожил – подложный паспорт, будто он – преступник, скрывающийся от полиции!). И, разумеется, с языками на замке – а вот это, пожалуй, будет самым сложным: ну как же существовать без того, чтобы не поговорить по душам, не завести новых интересных знакомств? А если встретятся на пути старые знакомые? Ведь мир так тесен! Неужто и они стали для них опасны?
Книга 2, ч. 1: Дай себя сорвать, гл. 11 - 15
Г Л А В А 11
Прячься не прячься – от истины не уйдёшь. И Елена в поисках Виктора, не обнаружив его утром рядом с собой, снова с замирающим сердцем спустилась в подвал – теперь у неё были свои ключи, и любопытство рано или поздно должно было привести её туда.
Она увидела Мендеса в кресле, бледного, с капельницей в одной руке и бутылкой сока – в другой. Он был неподвижен, чтобы не сдвинуть прибор, рука дрожала от напряжения. Кровь бурлила в кубе, низкий вибрирующий звук исходил от приборов, на их экранчиках метались разноцветные линии, то сплетаясь в один клубок, то распадаясь. Мендес внимательно за ними следил.
- Нет, нет, не надо больше! Прекрати! – рыдая, она бросилась перед ним на колени, обхватила ноги, прижалась к ним лицом.
- Мои исследования топчутся на месте, - хрипло сказал он. – Я не могу выйти на новый виток. Мне нужна твоя помощь. Иди в гостиную, я сейчас приду. Иди-иди, ещё пять минут – видишь, таймер тикает… - он поставил бутылку рядом с собой в кресло и слегка оттолкнул Елену ладонью. – Захвати плитку шоколада к моему приходу.
Продолжая рыдать и размазывать слезы, она стояла за дверью, пока в лаборатории не послышался звук отодвигаемого кресла и шаги. Тогда она в панике рванулась прочь, пронеслась по коридору, едва не протаранив служанку с ведром, взлетела по лестнице на третий этаж.
В гостиную? Нет, сначала ей надо снять стресс, а потом – побежит за шоколадом. Если начать отхлёбывать понемногу каждый день – она рано или поздно привыкнет, и не будет больше вырубаться после двух рюмок. Пазильо говорил, что так можно приучиться и к ядам – а тут всего-навсего спиртное, которое глушат во всем мире почём зря!
Она ворвалась в спальню Мендеса, воровато оглянулась, раздвинула дверцы бара, схватила первую попавшуюся бутылку, наполовину уже пустую – не ту, ужасную, зелёную, словно ядовитая лягушка, а красивую, прозрачную, с чем-то бледно-золотистым – она была задвинута в левый угол и опоясана красно-чёрной фольгой. Елена быстро отвинтила пробку и понюхала – пахнет очень приятно, словно ликер с пряностями, и не шибает в нос спиртами. И она сделала глоток...
У неё перехватило дыхание, она задохнулась, не в состоянии больше сделать ни вдоха, ни выдоха. Обжигающая жидкость вместе с густой клейкой слюной медленно стекала по пищеводу. Слёзы снова потекли из глаз – её словно опалило огнём изнутри, и голова взорвалась от какофонии страшных, резких, звуков – будто там по очереди щелкали выключатели. Комната медленно, но верно и неотвратимо начала переворачиваться вверх ногами.
Мендес влетел в спальню и едва успел подхватить её на руки. – Дьявол! Дьявол! – рычал он сдавленно. – Как она это нашла?
Он втащил её в ванную, включил на максимум свет и подставил голову прямо под тёплую струю из крана.
- Пей! – приказал он. – Пей! Иначе яд тебя быстро уничтожит. Если хочешь жить – пей!
Елена кашляла и захлёбывалась, делая вынужденные глотательные движения, пока её желудок не переполнился. Когда Мендес понял, что она нахлебалась достаточно, он перегнул её над ванной, надавив на желудок, и тот изверг всё выпитое вместе с бренными остатками ночных пирожных и конфет. Он повторял это до тех пор, пока Елена не начала отключаться от изнеможения, а вода – выходить из желудка такой же чистой, как и вошла. Лицо Елены страшно опухло и покраснело, глаза слезились, нос заложило. Она продолжала кашлять и задыхаться.