Не успев ощутить боли, она рухнула на пепельный ковёр.
Г Л А В А 12
Странное, смутное время наступило в доме. Казалось, что все сошли с ума, и никто не знает, что делать. Рана оказалась поверхностной – к счастью, Елена не сумела собраться с достаточной силой, зато успела испугаться, а иначе могла бы задеть сухожилия. Гораздо большее опасение вызывало её душевное равновесие. Елена не захотела оставаться в больнице и вернулась домой через день. Марта не желала покидать дочь ни на минуту – ночью Пазильо с трудом уводил её в спальню, уступая место Мендесу. Тот дежурил до утра, потом уходил в лабораторию и работал, как одержимый, однако всё равно психологу больше не доверял.
Он почти ничего не ел, осунулся, лишь глубоко запавшие янтарные глаза его пылали по-прежнему одержимо. Мендес старался избегать Марты, но столкновение было сложно предугадать. Иногда можно было застать странную картину: двое сидели рядом на стульях – два врага, поражённых одним недугом, - и молчали, а между ними лежала упрямая Елена, едва удерживаясь, чтобы не вскочить, и тоже молчала, переводя взгляд с одного на другого.
Мендес чувствовал, что не смог ничего добиться ни одним из доступных ему способов: он ломал её, выжигал её душу, но она оказалась сильнее. Он подарил ей любовь – она взяла её, даже не заметив. Елена стала его любовницей, но не стала другом. Что же делать дальше? Он пока не знал.
Страх, что он никогда не сможет её победить, был для него диким, нелепым, совершенно новым чувством. И чтобы заглушить его – он уходил в работу, и новое открытие трепетало в воздухе, готовое проявиться, словно изображение на фотопластинке.
Однажды утром Марта вдруг поднялась и вышла вслед за Мендесом, оставив Елену и доктора Кантора наедине.
- Послушайте, Виктор, - сказала она. – Мне надо поговорить с вами.
Мендес был слишком измучен, чтобы удивляться и артачиться. Марта казалась абсолютно спокойной, но в голосе впервые прозвучал металл. Они дошли до холла в конце коридора. В широкие окна лился грязный ноябрьский свет пополам с изморосью.
- Сядьте! – приказала Марта.
- Я уже насиделся! – только пробурчал он, но подчинился.
- Послушайте, что я скажу вам. Вы принесли нам много зла, погубили несчастного юношу, искалечили жизнь моей дочери, и Бог знает, что ещё натворили и натворите. О себе я сейчас не думаю – благодаря вам я нашла Луиса, и хочу быть счастливой, мне дорога жизнь, я ещё не старуха! – Марта поправила волосы, которые первый раз в жизни подкрасила, чтобы скрыть седые прядки. – Но моя дочь… Она ещё не жила, и её взрослая жизнь началась со зла. Если вы действительно любите её, вы должны измениться и исправить зло, пока это ещё возможно.
- И что вы предлагаете? – осведомился он нетерпеливо.
- Послушайте совета психолога… - Мендес поморщился, - Да, да, не стройте мины, послушайте совета врача, увезите её, пусть она вдохнёт яркой, праздничной жизни, избавьте её от насилия, научите вновь смеяться. Да, я тоже ненавижу вас, но шла на компромиссы, вот и сейчас… - Марта гордо вскинула голову. – Но я обещаю, что уничтожу вас собственными руками, если с Еленой опять произойдёт что-то страшное. И моя рука точно не дрогнет.
Мендес горько усмехнулся. Ему хотелось и смеяться, и рычать от ярости и бессилия – но он, по обыкновению, промолчал. Женщины никогда не приказывали ему и не клялись в ненависти. Марта была по-своему права – но поучать всегда легче. Его тоже сломали в своё время, и сломанная душа никак не хотела срастаться – и в ответ он тоже научился ломать. Он не из тех, кто подставляет вторую щеку.
А уехать из дома, в свет, в мир – значило опять подвергнуться опасности, непонятно откуда исходящей, и оттого страшной вдвойне. Эта Анна Брок… Почему она пытается его устрашить? Она давно могла бы уничтожить и его, и Елену – но она выжидала. Чего? Ей нужно что-то конкретное? Его открытие?
Мендес предпринял попытки отыскать её по описанию Нисы. Но Анна Брок испарилась из тех мест. Словно Мендес организовал поиски призрака. Мало того, его терзала незаглушаемая ревность к этому самому исчезнувшему Лео, которого он пытался уничтожить, и который сейчас едва не уничтожил его. Елена прожила с ним в лесу почти три месяца, и Мендес ничего не знал о том, что это были за дни, и что это был за Лео. Было дико думать, что тяжело больной юноша мог стать ему соперником. Но ведь он выжил, вопреки всем прогнозам! Что связывало с ним Елену? Мысль о том, что это могло быть нечто иное, чем дружба и преданность, сводила его с ума, неотступно сверлила мозг. И вот теперь Елена словно подтвердила его худшие фантазии. А он так не хотел в это верить.