А Елена тоже пребывала в шоке. И этот новый шок делал её молчаливой – она не могла решиться рассказать то, что узнала в больнице: она была беременна!
Ей удалось уговорить доктора Кантора не сообщать этого никому: психолог считал, что Мендес должен узнать это от неё. Несмотря на все передряги, беременность проходила нормально, выкидыш не грозил – у Елены был на редкость здоровый организм. Однако доктор дал ей всего неделю на раздумье. Если она не решится – он сообщит Мендесу сам.
Но был ли это ребёнок Виктора, или Лео – она не знала пока. Кантор определил слишком большой срок – это невероятно. Её спасла бы неделя, всего одна неделя, чтобы он мог уточниться, а она - понять: чего она сама хочет?
... И вот неделя подошла к концу. Кантор окончательно удостоверился, что Елена носит двойню; она удостоверилась, что забеременела от Виктора, и можно смело ему об этом сообщить.
Г Л А В А 13
Счастье Элеонор и Грегори Пенсона было недолгим. К болезни сердца добавилась саркома лёгкого. Но Грегори умер быстро, от очередного сердечного приступа, не дожив до унизительных страданий.
Грегори Пенсон, детский врач из клиники в Веве, в Швейцарии, был самым светлым и любящим человеком из всех, кого только Элеонор встречала в жизни. Именно он в буквальном смысле поставил на ноги её дочь Марию, парализованную после автокатастрофы. Теперь, после похорон, Элеонор намеревалась покинуть Европу. Но прежде собиралась навестить брата.
Элеонор проводила Марию на аэровокзал вместе с близкими друзьями. В Чикаго её встретят родные Грегори, а через пару недель, закончив дела, туда же отбудет и Элеонор. Быть может, ей удастся начать в Штатах новую жизнь – она уже получила приглашение в школу танца в Нью-Джерси, а там, возможно, откроет и собственную студию.
Элеонор отправила телеграмму Виктору, заранее купила билеты на Чикаго. Сейчас она хотела одного – отдохнуть перед встречей с Виктором, которая её безмерно пугала. Она получила от него за всё это время лишь одну-единственную весточку: он строил дом для невесты, приглашал на новоселье. О своих делах – ни слова, и о свадьбе, кстати, тоже ни слова. Но может, всё не так уж страшно, он одумался, семейная жизнь повернёт его снова к Богу, возвратит в душу мир, в голову – разум.
Элеонор вернулась домой и продолжила сборы. Комнаты были почти пусты. Она уже отослала часть вещей – самое громоздкое, но дорогое: фотоальбомы, их с Грегори двойной портрет работы Русича, любимый шкафчик Грегори красного дерева, с перламутром, 17 века, где он хранил лекарства, всю антикварную посуду, кое-что из личных вещей, любимые книги. Всё остальное будет продано вместе с домом. Сейчас Элеонор просматривала кипы бумаг и научных журналов, где печатался Грегори. Что-то осталось на дисках, которые она заберёт с собой, остальное отдаст в клинику. Потом ещё раз созвонится с дилером – покупателей хватало, но Элеонор нужны были самые новейшие сведения и самая выгодная сделка. Денег оставалось в обрез, и она не собиралась продешевить.
Потом… потом она, пожалуй, отправится в кафе пообедать – сегодня утром были рассчитаны и отпущены последние обитатели дома: кухарка и горничная Марии.
Элеонор потянулась, разгибая уставшую спину, помахала руками, сделала несколько танцевальных па – шаги гулко отдавались в пустых стенах. Слишком много времени она провела у постели Грегори – пора увеличивать нагрузки, срочно восстанавливать форму – раньше это происходило так быстро и незаметно. Подумав, она отправилась на кухню сварить кофе. Прошла через кабинет в гостиную, затем мимо детской - в холл с огромным диваном посередине и телеэкраном на стене, вышла в широкий коридор - все комнаты казались ей уснувшими в ожидании какого-то чуда, мебель слепла в чехлах, тишина убаюкивала…
Элеонор не успела войти в кухню. В кабинете зазвонил телефон. Кто это может быть? Энн из аэропорта? Рейс отложили, и они решили вернуться? Но Филипп всегда звонит на мобильный. Нет, это маловероятно. Скорее всего, опять кто-то из знакомых Грегори с запоздалыми соболезнованиями.