Он достал маленькую бархатную коробочку и положил на стол перед Еленой. Елена, вопросительно глянув на мать, открыла её и ахнула. Это была нитка чудных розовых жемчужин, оправленных в золото. Изящная и тонкая работа.
- Прошу вас надеть колье немедленно, это будет великолепное зрелище!
Елена и Марта заворожено следили, как руки Мендеса ловко расстегнули застёжку и набросили колье на шею девушки, словно лассо, привычно, по-хозяйски, затем, легонько откинув волосы с шеи, вновь замкнули замок – уверенно, неспешно. И вот Мендес снова сидит напротив, как ни в чем не бывало. Елена даже не ощутила прикосновения его пальцев.
Мендес закусывал обстоятельно, не спеша, Марта – с аппетитом, и лишь Елене кусок с трудом лез в горло – Мендес ухитрялся не упускать её из поля зрения, и под этим сверлящим взглядом она чувствовала себя как на калящейся жаровне. Может, он просто гипнотизёр? Ей казалось, что сейчас он лишь щёлкнет пальцем – и ожерелье потянется к нему, таща её, как на аркане.
- Ты закусывай, закусывай! – шептала ей мать и легонько толкала в бок.
- Я позволил себе сделать заказ заранее, чтобы продемонстрировать самое лучшее, хотя ресторан еще далеко не достиг апогея в искусности…- говорил он. – А теперь предлагаю выпить за самую красивую маму самой красивой девушки!
Марта пила, ела, смеялась – она перестала замечать, что Мендес только подносит стопку к губам, что Елена почти ничего не ест, и глаза её уже затуманились. Ей было хорошо, как никогда. Блюда приносили и уносили почти нетронутые. Вот банд ускорил темп, ритм обозначился чётче, люди потянулись танцевать.
Марта жадно глядела в зал, на Мендеса – и опять в зал, ей хотелось танцевать, музыка ударила по ногам, бушевала в груди. Мендес, казалось, этого не замечал. Он не танцевал быстрых танцев, казалось, сто лет, и испытывал к ним отвращение. Он должен был пригласить Марту, но это было выше его сил. К счастью, какой – то молодой человек заметил её призывные взгляды и уже шёл к их столику, скрывая робость за развязной походкой. Мендес отвернулся. Торжествующий кивок – и Марта уже в зале. Несмотря на выпитое, она двигалась легко и уверенно, заставляя партнера как следует поработать. Елена любовалась матерью, завидовала её беззаботности и умению расслабиться. И тут её сильно качнуло вперед, потом назад, это было страшно смешно – она захихикала.
Развесёлая босса-нова раскачивала её и требовала разрядки в движении, сброса всего накопившегося душевного напряжения. Это, конечно, не дискотека, но тоже ничего. Лицо её порозовело, помада неосторожным движением размазалась по подбородку, она притоптывала ногами в ритм музыке.
Ещё час назад она пыталась заставить себя спросить Живаго: зачем они ему, зачем он их мучает, что происходит? И натыкалась на колючую проволоку, которой окутывал её его взгляд. Сейчас ей вдруг стало льстить ненасытное внимание сидящего напротив высокого, худого и бледного мужчины со странным угловатым лицом. Предметы потеряли чёткость, плавали в лиловатом мареве, и лицо напротив расплывалось, лишь горящие жёлтые глаза оставались чёткими, резко очерченными, властными и жадными. Она осталась с ними наедине. Чуждая обстановка, чуждый человек – что она здесь делает, зачем пьёт опять, улыбается? Нет, это не она, это её двойник, Анеле – да, Анеле!
Музыка стала тягучей и томной. Кажется, Виктор пригласил Анеле танцевать – иначе, как объяснить, что его лицо вдруг оказалось близко, руки Живаго легли на её спину, словно раскаленные свинцовые гири. Она стремилась к движению – он её сковывал, словно охотник, схвативший добычу. Танец у них не получался. Хотя Живаго двигался легко, Анеле всё время стремилась выскользнуть, и при этом лукаво улыбалась. Неужели это сделало вино, всего лишь вино?
Чужое горячее дыхание с противным привкусом гвоздики опаляло её губы в каком-то сантиметре, худой белый палец, словно щупальце, провёл по её губам и подбородку, вытирая смазанную помаду. Она отклонилась, запрокинув лицо – и вновь неосторожно наткнулась на взгляд…
В нём таился какой-то обман – она не могла понять, какой. Его глаза меняли цвет, становились то совсем прозрачными, то черными, будто в калейдоскопе. Этот калейдоскоп закружил Анеле, заманивая все дальше в пропасть. Едва сдерживаемая страсть прорывалась во взгляде Виктора, искажала его черты, заставляла руки сжиматься все сильнее. И вот, наконец, этот взгляд клинком прорвал розовую пелену её обманчивого полусна. Анеле превратилась в Елену. Хмель разлетелся в клочья. Елене стало страшно. Она зажмурилась, по телу судорогой пробежала дрожь, ноги стали ватными, тошнота подкатила к горлу.