- Да, милый, я сохраню её до самой смерти. Ведь здесь твоя кровь – а, значит, и частица меня… Но только… Я не совсем поняла, - голос Элеонор дрогнул. – Что ты создал, Вик? Это – наркотик? Это – не лекарство?
- Это – залог могущества и власти, Лео!
- И как же ты этого достигаешь? – недоверчиво усмехнулась Элеонор, с опаской вертя ампулу.
- Программированием. Моя кровь несет код подчинения, забивающий другую информацию извне. Подчинение моему голосу, взгляду, жесту, мыслям. Своего рода гипноз, закрепленный на химическом уровне. Гипнотическое облучение.
- Ты это делаешь со своей кровью, и поэтому тебе приходится её откачивать слишком много… Поэтому ты худ и бледен… О небо! Ты шутишь! Скажи, что это шутка!
- Это не шутка, Лео. Я действительно использую свою кровь. К сожалению, первая доза должна быть первородной, остальные могут быть синтетическими.
- То же самое ты говорил, когда искал панацею… - прошептала сестра. – Но зачем тебе это надо? Что ты будешь делать с этим опасным изобретением? Как ты изменишь мир к лучшему? За тобой будут охотиться, чтобы заставить служить Злу!
- Этому миру уже не поможешь, Лео.
- Тогда что ты с ним сделаешь, Вик?
Страшное прозрение сжало её сердце, заледенило кровь. Элеонор изменилась в лице: - Значит, это не шутка. А как же твоя любовь?
- Любовь… Сказки для детей. Я могу запрограммировать и любовь, и ненависть. Я могу запрограммировать что угодно – и после этого верить в любовь? Мне она лишь помеха. Да, это опасное открытие, но уж лучше им воспользуюсь я сам. Это будет посильнее героина и всякой синтетики. Это – совершенство. С той лишь разницей, что диктую я. Лео, оставайся со мной, мы будем диктовать вместе.
- Вик, мне страшно за тебя и твой рассудок. Я знаю, ты самый сильный, самый умный, самый упорный. Но ты устал от этой тяжелой ноши, ты ломаешься, тебя сминает страшная гордыня, ты становишься преступником! – голос сестры дрогнул, она сжала виски ладонями.
Мендес громко рассмеялся: – Цари и президенты – самые большие преступники на Земле. Но стать большим преступником, чем Бог, не удавалось еще никому!
Элеонор вздрогнула, как от удара: – Не богохульствуй! О Небо, как далеко ты ушел от Бога! Это я виновата. Я не имела права заниматься собой. Я несла за тебя ответственность! Выпусти меня отсюда, я хочу уйти!
Они вышли из лаборатории. Мендес держался за стенку, с трудом переставляя ноги вверх по ступенькам. Перед глазами от усталости плыли звенящие и колючие белые круги.
В гостиной он тяжело рухнул на диван и умоляюще посмотрел ей в глаза.
- Пожалуйста, не бойся, Лео. Работа еще не закончена, она вся впереди, черт возьми! Я надеялся, что ты приехала поддержать меня.
- Я буду молиться за тебя!
- Лео, ты не возненавидела меня?
- Я буду молиться за тебя!
- Ты не бросишь меня?
- Я уеду, Вик, но я буду молиться за тебя…
- Ты не хочешь меня понять!
- Вик, ты покинул институт – это была первая большая ошибка.
- А вторая? – резко вскинулся он.
- Ты покинул мир. А теперь собираешься сделать третью. Это – преступление против мира и Бога. Далеко же зашла твоя ненависть!
- Может быть, потому, что тебя так долго не было рядом?
- Я по-прежнему люблю тебя Вик! Очень люблю! Что я могу сделать для тебя? – она положила руки ему на плечи, посмотрела в измученные глаза.
- Лео, помнишь, как мы все собирались вокруг тебя, и ты пела. Спой мне сейчас. Твой голос - лучшее лекарство, это мед и яд, он пробуждает во мне такие сладкие и невозвратные воспоминания! Спой… - И Мендес снял со стены гитару.
Глава 13
Елена очнулась на огромной кровати, закутанная в голубоватые простыни. Её голова покоилась на необъятной пуховой подушке. Первое, что она увидела – переливчатый, золотисто-зеленоватый потолок, похожий на лесной полог. В огромное окно сочился сероватый свет дождливого осеннего дня, из приоткрытой форточки легкий сквознячок отдувал прозрачную бледно-зеленую занавеску с пышными оборками, похожими на пену или крем на торте. Елена сладко потянулась, зевнула. Кажется, она очень долго спала.