- Влас, - укоризненно покачала головой Хозяйка. – В чём дело?
- Хозяин приказал проверять все машины, без исключения.
- Это относится даже ко мне?
- Простите, госпожа, даже к вам. Тем более, вы не одни. С вами молодой человек.
- Он, случайно, не приказал вам непременно обыскать его жену? – спросила Елена злым голосом, продолжая улыбаться. – Может быть, мне раздеться до трусов?
Влас побагровел, но с дороги не ушёл.
- А молодой человек совсем недавно выписался из госпитальной палаты. Он – член нашей большой семьи.
- Я должен знать причину визита, - упрямо проговорил Влас.
- Ну ладно, ладно. Позовите Виктора.
- Хозяина нет. Вам придётся подождать его, госпожа Живаго.
- Надеюсь, не на улице?
Охранник отошёл в сторону.
- Вам нечего волноваться, - ласково уговаривала Елена, по-прежнему сияя неотразимой улыбкой. – Мы ненадолго. Георгий не всё забрал с собою из госпитального отделения. Некоторые вещи, которые не были нужны ранее, и надобны теперь.
- Не было необходимости приезжать самим, Хозяин будет недоволен. Вы могли бы за ними прислать.
- Я это знаю. Но это не единственная причина. Мы на экскурсию. Георгий здесь жил, и я решила провести его снова по картинной галерее, показать настоящую старину. Влас, прояви гостеприимство, мальчик разочаруется. Надеюсь, ты понимаешь, что глупо не пускать меня в мой собственный дом. Я могу рассердиться.
- Я лишь выполняю указание Живаго. В его отсутствие я должен справляться о причинах…
- Живаго у меня ещё ответит за это, - пообещала Елена мстительно. Когда машина, наконец, сдвинулась с места, чтобы проехать оставшиеся двести метров до подъезда, улыбка на лице Елены превратилась в гримасу.
- Ты видишь, Гера, до чего дошло. Было время, когда он хотел, чтобы я работала с ним.
- Что же изменилось?
- Дети, Гера. Он считает, что работа с больными может быть опасна. Всё, что он мне позволяет – это уколы в задницу. Глупо. Я навидалась достаточно. Роды – это, знаешь ли, не подарочек.
Гера покраснел. Они вышли из машины в одряхлевший предзимний парк, давно не убиравшийся, полный валежника, лиственного мусора и хрупкой, тонкой, но настырной молодой поросли, и вошли в дом. Елена прекрасно знала все новые коды внешних и внутренних дверей. Она применила всю хитрость, изворотливость, актёрский талант, чтобы вызнать и запомнить эти дурацкие буквы-цифры, делая при этом вид невинный и несведущий. И поэтому попасть в подвал было ей несложно.
Но сначала Елена поводила Георгия по второму этажу, показывая те места, где он не был: любимую гостиную Мендеса, с её своеобразным убранством, любимое панно из змеиных кож, бронзовые и серебряные статуэтки-канделябры в коридорах. Потом спустилась с ним на первый этаж, который он уже имел возможность изучить. Ей не терпелось попасть вниз, но надо было убедиться, что здесь и впрямь никого нет.
Ангел вышел им навстречу внезапно, из-за угла, того самого угла, что отделял вход в «тюрьму». Это значило, что он сегодня дежурил. Он очень спешил, но при виде нежданных гостей остановился как вкопанный.
Елена не боялась его. Ангел был ещё совсем молод, не намного старше Георгия, но Елена никогда не делала попыток его соблазнить. В нём всё было словно с излишком. Он был смазлив – и даже чересчур. Кучеряв – избыточно, мелким бесом, точно африканец. Белокож сметанной белизной. Услужлив до приторности. И эта заискивающая, неприятная улыбка. В противовес ей Елена нацепила свою, радужную и наивную.
- Привет, Виктор у себя? Нам нужно срочно проконсультироваться.
- Здравствуйте, госпожа. Очень сожалею. Хозяина нет. Но он скоро будет.
- Какая жалость, - Елена сморщилась. – И когда же он будет?
- Он в больнице, у доктора Кравчика. Я думаю, он будет через час, не более.
- Мы подождём его здесь?
- Госпожа, простите великодушно, но в гостиной будет комфортнее. Умоляю вас, проследуем наверх, - Ангел и вправду так жалобно и умоляюще посмотрел на неё, что ей стало не по себе.
- Ты забываешь, что я здесь работаю с господином Живаго, – сухо сказала она. – И ты не имеешь права меня даже умолять. Прочь отсюда.
Ангел съёжился, выражение его лица было непонятным – словно он заклинал её о благоразумии и одновременно едва сдерживал досаду.