Бет повезло: Мендес сам позвал Бет в лабораторию, словно для того, чтобы она ещё раз окинула её цепким взглядом, запоминая все закоулки и нюансы. Но разговор оказался неожиданным. Настолько, что у Бет едва не вылетели из головы все затеи и не опустились руки.
Первым делом, на столе она увидела кипу свежих журналов и газет. Сверху лежал «Нобелевский Вестник» летнего выпуска, номер со статьёй о докторе Альгисе Марцкявичюсе, главе психиатрической клиники под Брюсселем. Бет едва не прошиб холодный пот. К счастью, на маленькой фотографии доктор стоял в профиль, в окружении врачей и студентов, и даже Бет могла с трудом его узнать.
Мендес заметил её интерес, и сам протянул газету.
- И впрямь интересно. На, прочтёшь на досуге. Вот чудеса! Здесь написано, что доктор Альгис Марцкявичюс взялся лечить неких странных пациентов-зомби, которых последние месяцы становится всё больше и больше. Считают, что эпидемия – они называют это эпидемией – связана с неким органическим ядом, но откуда он берётся и как распространяется, не могут определить. Полагают, что это диверсия или очередные происки военных. Но чудеса не в этом – чудеса в том, что доктор якобы делает успехи в их излечении. Или этот доктор – лжепророк, или… - Мендес внимательно и пронзительно посмотрел на окаменевшую Бет. – Или он тоже гений. Как и я. Ты не в курсе, случайно, первое или второе? Да нет, откуда тебе…
Мендес усмехнулся и отвёл взгляд, к облегчению Бет, хотя расслабляться было рано.
- Знаешь, - задумчиво и устало произнес Мендес. – А интересно было бы с ним познакомиться. Я уже несколько лет оторван от своей среды, представь себе. Наверное, я в чём-то отстал от жизни.
Мендес встал и заходил по комнате. Он никогда ещё не был так многословен вообще, и с Бет – в частности. Бет чувствовала, что внутри него назревает какой-то кризис, но во что именно он выльется – не дано было знать никому. Но волна быстро схлынула, Мендес вновь овладел собой, голос его стал жёстче.
- Впрочем, я не для этого тебя позвал… - Мендес нахмурился. – Садись, - коротко приказал он в своей прежней манере и указал на своё любимое кресло. Бет поёжилась – она утонет в нём. Это кресло похоже на ловушку, западню, этакую плотоядную биоконструкцию типа росянки, ждущую доверчивого или рассеянного посетителя.
Мендеса заметно позабавили её колебания.
- Ну же, смелее, Элизабет, ведь ты такая смелая девушка! Забралась ко мне в дом – без подстраховки, сама, отчаянно и глупо. Забралась в мою лабораторию с целью вредительства, в первые же дни – и тоже с безрассудной отвагой! Чего тебе ещё пугаться? Ах, да, ты боишься, что я захлопну дверь, позову помощников, и сделаю инъекцию, усадив в это кресло. – Он остановился перед ней и, прищурившись, пристально глянул ей в глаза. – Тебе не кажется, что, если бы я захотел это сделать, то сделал бы уже давно?
У Бет побежали мурашки по коже. Что дальше?
«Тебе не кажется, Мендес, что я могла бы уже давно применить свой излюбленный приём, и твои помощники просто не успели бы тут появиться!» – самонадеянно подумала она: душа требовала надежды. Но вслух спросила: - Ты хочешь, Виктор, чтобы я задала тебе вопрос, почему ты этого до сих пор не сделал?
- Может быть.
- Так почему же, Мендес? Думаю, не из-за моих красивых глаз?
- Конечно, нет. Встречаются красивее. Бет, мне и вправду не хватает разумных, сильных и преданных соратников, - серьёзно и грустно ответил он. – Когда всё это, - и он обвёл рукой комнату, - только начиналось, я считал, что обойдусь без помощников вовсе. Потом я был уверен, что, если только пожелаю, то приобрету и друзей, и последователей. Увы, я обрёл только рабов, а заодно – врагов. Мне нужны такие, как ты.
- Ты хочешь, чтобы я сама, по доброй воле, встала рядом с тобой, плечо к плечу, в этой неправой войне со всем миром? Разве ты уже не понял…
- Я всё понял, – перебил он. – Похоже, что ты не всё поняла. Не поняла, что бы ты могла иметь…
- …кроме кучи неприятностей и перспективы превратиться в гонимого врага человечества? Зомбированное, тупое воинство вместо хорошо обученной армии. Ненависть, осада, война – не понять, где свои, где чужие, кровь, братоубийство, бомбы, наконец! В результате, если тебя не убьют, то диктовать будешь не ты, а тебе.