- Ты очень красивая, - признался он, слегка порозовев и опасливо отодвигаясь. – У тебя потрясающие ноги, глаза, руки… В общем, всё – мне просто не терпится взяться за масло! Но для этого надо обдумать обстановку… Мне надо подготовиться технически и…
Елена хихикнула про себя, потом не удержалась – и хихикнула вслух. Гера будто бальзам пролил на сердце. Но что же он такой стеснительный? Ни на грош - ни нахальства, ни настойчивости, ни кокетства, ни изощрённых уловок, ни изобретательности. Просто ангелочек какой-то! Святая простота – только рисование на уме! Она придвинулась ближе, ещё ближе, её голая левая коленка (она, против обыкновения, надела короткую юбку, а не брюки), словно ненароком прижалась к его ноге.
- Когда я была маленькая, мы с братом развлекались – рисовали друг на друге. Смешно и щекотно – а потом отгадывали, что нарисовано. Давай поиграем?
- Я тоже знаю эту игру. Можно не только рисовать – но и делать надписи, и пытаться их прочесть.
Елена взяла его руку и положила на коленку: - Хотя бы на ноге. Или… - она подняла ладонь и хотела переложить в вырез блузы, на свою грудь.
И тут дверь в гостиную открылась.
- Гера, Фернандес тебя ищет – кажется, пришёл портной, - Мендес широкими шагами входил в маленькую гостиную перед комнатой Елены.
Гера передёрнулся, поспешно вскочил и, красный, как рак, выбежал из комнаты. Елена тоже вскочила, торопливо запахивая блузку дрожащей рукой.
- Елена! Что ты делаешь? – вытаращился Мендес.
- Разве ты не видишь? Пытаюсь заигрывать. А ты его спугнул! – с досадой сказала она.
- Что ты пытаешься?
- Пытаюсь его очаровать и соблазнить, вот что. Бедный мальчик такой пугливый и скованный. Это был урок психотерапии. А ты мне помешал!
Мендес некоторое время ошеломлённо смотрел на неё, потом захохотал, неудержимо и во весь голос.
- Что в этом смешного? - Спросила она едва ли не со злостью. – По-твоему, я больше не способна никого очаровать?
Когда Мендес смеялся один, без неё, это сбивало её с толку, лишало ориентации в окружающем жизненном пространстве. Мендес же думал о том, что она - как ребёнок, постоянно требующий новых игрушек. И как ему сердиться за её самоуправство – нашалила и молчок, спряталась от испуга в тёмный чулан! Бедняжка!
Отсмеявшись, Мендес стал серьёзным, подошёл к ней, своей обычной железной хваткой ухватил за плечи. В этих руках она чувствовала себя абсолютно беспомощной.
- Извини. Просто самое большее, на что ты можешь рассчитывать в случае с Герой, это на крепкую женскую дружбу.
- Что? Он что, переодетый…
- Он в своих, природных одёжках, но думаю, ему больше по вкусу придётся совращение со стороны Ангела… Или Чиллито… - Мендес поглаживал её грудь, - или даже Фернандеса…
Елена недоверчиво сморщилась: - Ты опять врёшь!
- Нисколько. Гера был единственным из моих доноров-мужчин, который влюбился в меня. Поэтому я и старался не попадаться ему на глаза в дни пробуждения.
Елена начала краснеть. Мендес пытливо заглянул ей в глаза: - Ты недовольна? Попробуй очаровать другого донора, из стареньких. Я даже могу тебе в этом посодействовать. Уверен – у тебя получится. Не всё же неудачи – как с проникновением в мою лабораторию.
Он сделал нажим на слове «мою», сурово насупил брови, тяжело задышал через нос, запугивая и устрашая. Она стиснула зубы и начала молча вырываться из его рук.
- Ты куда? Боишься, что я тебя накажу? Отшлёпаю, например? Только вот за что? За диверсию и разгром лаборатории, или за соблазнение невинного мальчика? Или за то, что не пришла, не созналась, а затаилась, как нашкодивший ребёнок, и подвела моего помощника Ангела, который мужественно тебя прикрывает и до сих пор не подозревает, что я всё знаю? Что я, по-твоему, должен сделать с ним? Тоже отшлёпать? Или – высечь? Или – казнить?
Елена всхлипнула.
- Что же ты молчишь?
- Ангел не виноват, прости его, это я виновата.