- Значит, казнить тебя?
- Но и ты – тоже хорош! Ты ничего мне не позволял!
- Не позволял играться со спичками, верно. У меня был друг детства, он любил шалить. Однажды он сидел под столом, покрытым такой длинной, тяжёлой скатертью, и в темноте зажигал спички, и бросал через голову. И нечаянно поджёг сам себя. Испугался, а, испугавшись, сидел тихонько, как мышь. Горел – и молчал. Его извлекли, когда занялась скатерть. С тех пор на его спине – шрамы от ожогов. Тебе не приходило в голову, что ты могла обжечься?
- Прости. Но позволь работать вместе с тобой! Вик, ты не принимаешь меня всерьёз, в этом вся причина. Я хотела сделать тебе сюрприз, я ведь ради тебя…
- Настырная девочка, упрямица, а за упрямство наказывают. - Мендес отстранился, любуясь ею, и одновременно лаская бёдра. – А бедный Гера? Что ты собиралась с ним делать? Учить сексу?
Елена взвизгнула и вновь сделала попытку вырваться.
- Спокойнее, спокойнее, мы только начали… - говорил он, запуская руку всё глубже под юбку. – Разве тебе мало меня?
- С избытком, - выдохнула Елена.
- Вот как? – он поймал её губы. Вот Елена наконец-то вздрогнула и расслабилась, поверив, что он не собирается казнить её, готовая сдаться, обмякла в его руках, закрыла глаза… Но Мендес вдруг оторвался от её губ, охнул и глянул на часы: - А время-то бежит! Увы, мне пора в лабораторию. – И он отпустил её, скрывая усмешку, сделал шаг назад.
- Виктор, ты уже уходишь?
- Да. Последние штрихи – хочу опечатать раньше, и отпустить доноров – они заслужили свой праздник.
- А можно я с тобой? – умоляюще пролепетала она. Если он её простил – то обязан взять! И воспоминания о любви в старом доме оставались такими притягательными и возбуждающими! – Вместе мы управимся быстрее. Я прекрасно сумею помочь…
- Охотно верю! Ты справишься! Но, детка, пожалуй, не стоит так утруждаться. Лучше дождись. Я скоро вернусь – а ты будешь меня ждать! Это так приятно!
И он вышел из комнаты, оставив трепещущую Елену посреди комнаты неудовлетворённой, раздосадованной, без блузки, в нелепо перекошенной юбке и спущенных трусиках…
Г Л А В А 17
Губин вышел из тюрьмы как раз за две недели до Рождества: «Слава тебе, Господи, ты поиздевался надо мною вволю!»
Губин кипел и медленно поджаривался на собственной внутренней жаровне бешенства и ярости. Чего стоило ему скрывать их в этой долбаной параше! Насильник, бля, понимаешь ли! Это Губин похож на насильника? Его провели так запросто, как последнего лоха! Он недооценил эту сучку. Воистину так! Он собирался использовать её в своих целях – но она поимела его.
Так подставить русского стукача – немыслимо! Четыре года из жизни вон!
Он, идиот, придурок, дебил, он купился на её бабские штучки! Из-за неё он растерял не только время – он порастерял половину своих людей, которых с таким трудом собрал, мало-мальски организовал, а их и без того было немного. Хорошо ещё, что старые связи не оборвались – но кому он сейчас был нужен, пустой? А ведь с него спросят, и немало. На него спустят всех собак и попросту заменят (или уже заменили), или уничтожат, уберут с дороги: он себя дискредитировал бесповоротно.
Но Губин не собирался так просто отказаться от своих планов. Он не сдастся, всё наверстает, будьте уверены! Уйдёт на дно и начнёт собственную игру, собственную охоту. Те друзья, которые остались верны, сразу рьяно взялись за дело – и вот в его руках ключ!
Сейчас Губин направлялся к своему злейшему врагу, но этот враг был ему необходим, как воздух. Его врагом была женщина – но он припас ей к Новому Году не коробку конфет или духи, и не новые часы от Картье. От его подарка поднимутся дыбом волосы и разойдутся её шрамы, от его ненависти закипит её чёртова кровь!
Или она сделает, как хочет он, или он завершит дело, начатое его предшественником, и прикончит её.
…
После пластики Майя «сбавила обороты». Майя устала. Ей хотелось расслабиться и всё забыть. С чем она пришла к очередному Новому Году? С иссушающим тело и душу одиночеством, с которым теперь уже придётся, видимо, смириться навсегда.
Ей надоела орава так называемых друзей, алчущих смертельных забав, подобострастных – но готовых всадить нож в спину при первом же удобном случае: их так несложно перекупить! Она вспоминала Братство Кротов – вот кто были по-настоящему неподкупны, так это шальные байкеры, ими двигала романтика.