Елена и Мендес, едва Марии минул год, начали ревновать к ней друг друга. Няня Алевтина сердилась и пыталась не допустить баловства сверх меры. Но как определить, что такое баловство сверх меры для болезненного, неспокойного ребёнка?
И у Елены, и у Мендеса иногда вдруг возникло странное ощущение тревоги, чувство, что они не успеют передать Марии что-то очень важное.
В отличие от Виктора и Элеонор, Мария не выделялась яркой, притягательной внешностью, если, конечно, в таких малышах можно разглядеть будущих красавцев и сердцеедок.
Мария была похожа на обиженного мальчишку. Светлые глазёнки в глубоких, как у отца, глазницах не горели его огнём, а прятались от чужих взглядов. Нос с лёгкой горбинкой, напротив, гордо заявлял о своём существовании. Личико было удлинённым и худым, и только дивные Еленины губки горели, словно редкий цветок. Но - были всегда собраны в выпяченный комочек, строя недоумевающую, огорчённую мину.
Природа взяла понемногу от каждого родителя, тщательно перемешала, и, не продумывая предварительно конструкцию, просто бросила на полотно, словно горсть фишек или мозаичных фигурок, провела ладонью, чтобы разгладить, и на этом закончила творческий процесс. И хотя окружающие уверяли, что ребёнок «сто раз изменится», что ещё рано говорить со всей определённостью, что глупо в таком возрасте делать выводы о внешности, и что малышка обворожительна уже сейчас, Елена со всей определённостью материнской интуиции могла сказать, что Марии не суждено стать красавицей. И это заставляло любить её ещё сильнее.
Два беспокойных года пролетели стремительно. Канул в небытиё зной, следом за ним – освежающая осень. Близилось Рождество, затем нагрянет Новый Год и день рождения Мендеса, потом нахлынет весна, а с нею – двухлетие Марии. Решительный и знаменательный день. Мендес думал о нём едва ли не постоянно – и улыбался. У его детей будет достойное обеспечение!
Новый Год нагрянул, но пришёл он не с хлопушками, полными глупых конфетти, не с многочисленными приторными подарками и шумными, блистающими фейерверками. Неутомимый Дед в Красном колпаке явился в образе оборотня, фашиствующего молодчика, с одним-единственным подарком – но его хлопушка потрясла небеса, а каменные конфетти и пылающий фейерверк несли смерть.
Близился второй день рождения Марии. Мендесу не с чем было явиться к ней на поклон – где обещанная армия, готовая и защищать, и служить ей? Он пошёл на поводу у сомнений и жалости, на поводу у рефлексии и желания расслабиться, отдохнуть – вот результат.
Мендес много времени проводил с детьми, словно заряжаясь от них надеждой на новую жизнь. Глаза его лихорадочно горели, когда он рассказывал им сказки, но сказки получались взрослые и слишком безрадостные, арифметика – либо на вычитание хорошего, либо на прибавление плохого.
Елена с трудом терпела его мрачные настроения, Виктор пугал её. Она ждала его ласки – и боялась, но не страсти, а слёз. Хотела, чтобы он припал к ней и высказал наболевшее, а она бы его … не утешила, нет, не пожалела – а переубедила, воодушевила, воспламенила. И не желала стать занудной, поучающей, наставляющей, а придется. Она вдруг почувствовала себя много старше, такой умудренной, способной на большее, чем до сих пор вмещала её жизнь.
Несмотря на нервозность и бурлящий страх, она оставалась с детьми ровной, весёлой, оживлённой, её занятия с ними продолжались своим чередом.
Четыре с половиной года – это вам не шутка! Её близнецы запросто читали, учились рисовать буквы и цифры – было чем гордиться! И хотя сама Елена не была слишком терпеливым и упорным педагогом, а последнее время засиживалась за компьютером, но она обладала качеством, тоже не последним в иерархии внутренних ценностей – упрямством. И потом, это её дети! Им предстоит унаследовать Империю отца. Не беда, что империя дала трещину – восстановим! Не дадим ядовитым испарениям просочиться в щель!
Она с изумлением наблюдала, насколько они все разные. Алесин Александр был непоседлив, задирист, сообразителен, хитёр, он всё хватал на лету, но быстро переключался, ничего не доводя до конца. В нём ни капли не было от неторопливости, уравновешенности и незлобивости матери. Очарованная его энергией, Элеонор тянулась за ним, пытаясь подражать. Она была мягкой, доброй, послушной девочкой, лёгкой в общении, даже слишком лёгкой. Она единственная из всех никогда не доставляла излишних хлопот, но общение с Александром меняло её, и не в лучшую сторону, как казалось Елене: она становилась просто безалаберной, несобранной растеряхой, и вдобавок пыталась безобразничать.