- Мое настоящее имя – Виктор Мендес, я биохимик, работал в области генетики и гематологии. Моё имя – в списках Нобелевских лауреатов. Но это в прошлом. Сейчас у меня изменились и цели, и планы… Так ты идешь со мной?
- Куда?
- Туда, куда ты стремилась… Но для начала – совсем в другое место.
Он подошел к двери, набрал код и широко распахнул её: – Прошу!
Она сделала неуверенный шаг, потом хотела отступить, но он легонько подтолкнул её вперед.
Огромная мрачная зала была ярко освещена. Она походила на фантастическую лабораторию какого-нибудь маньяка-убийцы из фильма ужасов. Булькала подсвеченная красноватым жидкость в кубах, клацали какие-то механизмы, перемигивались разноцветные лампочки и лазеры; осциллографы время от времени запускали вертлявых змеек; слуга-зомби неподвижно застыл в кресле – из вены на сгибе левой руки торчало нечто вроде капельницы – только оно медленно, по микроскопической капельке, отсасывало кровь и впрыскивало в темную полупрозрачную сферу какого-то агрегата. Картину завершал целый ряд не то радиоприемников, не то радиотелефонов, причудливо между собой коммутированных – часть проводов и световодов опутывали булькающий куб, часть – голову и грудь слуги, то ли ещё живого, то ли нет – не понять. Рядом на дисплее компьютера плясали цветные линии и колонки цифр, время от времени раздавался протяжный низкий гул – и тогда тело несчастного мелко вибрировало…
Елене стало дурно, липкий страх пополз по спине – зачем она сюда пришла? Она беспомощно оглянулась – Мендес внимательно следил за ней.
- Боишься? Бояться надо было раньше. Это моя лаборатория. Сюда не может подобраться никто, кроме меня. Если бы я не отключил системы защиты, тебя бы здесь уже не существовало. Впредь будь осторожней. Можешь сесть, если ноги не держат, – и он, взяв её обеими руками за плечи, усадил на жесткий стул. Елена почти не сопротивлялась – ватные ноги плохо держали её. Она всхлипнула, закрыла глаза, чтобы справиться с дурнотой – а стоит ли? Может быть, лучше отключиться, совсем, уйти в покой, в забвение – но что тогда он с ней сделает? И что будет с Лео?
Ей в нос шибанул резкий омерзительный запах – она широко открыла глаза, задыхаясь: Мендес держал перед ней флакон с нашатырем. Нет, сегодня Елене не суждено было успокоиться. Он убрал нашатырь и взял её за подбородок: - Жива?
Она дернула головой влево, вправо, стряхивая руку.
- Не трогай меня! Ты хуже убийцы. Лео бы тебя убил за все твои издевательства!
Мендес поднял брови: - Ты в этом убеждена? По-моему, он не способен защитить даже самого себя. Неужели этот молокосос тебе настолько интересен?
- Да, да, да, он прекрасный, он добрый, он благородный! Он бы пошел на край света, чтобы меня защитить!
- Какова уверенность! Подумай как следует! Что, если ты убедишься в обратном? – удивительное спокойствие Мендеса и бесило, и пугало её.
- Я уверена в Лео, как в самой себе! Он не никогда не причинит мне зла, как ты! И если он не смог защитить себя – это не его вина!
Мендес схватил её за руку, сдернул со стула: - Идем! И помни – ты сама этого захотела! Но во время пути у тебя будет время передумать.
Он вывел её из лаборатории, и они отправились в обратный путь. Снова промелькнули ящики, ржавый холодильник, центральная зала, ещё одна железная дверь – за ней коридор продолжался в гулкую бесконечную пустоту, ещё ниже по ступенькам, на новый подземный этаж… Как он здесь передвигается, в этом полумраке, в этой преисподней с красными мигающими лампочками? Елена спотыкалась о выщербленный камень, не поспевая за Мендесом. Она шла по тайным закоулкам подземелья, словно путешествовала по темной душе своего узурпатора…
Снова дверь – обычная деревянная дверь. За ней зальца, и два десятка зарешеченных дверей, ведущих в крохотные клетушки. И в каждой – живой мертвец…
- Ты этого хотела, - повторил Мендес, рывком подтащил к одной из клетушек, размером побольше других. Распахнул дверцу, втолкнул Елену внутрь.
Стены комнаты были обиты толстым поролоном, пол устлан матами – словно в камере для буйнопомешанных. Здесь было чисто, мерно жужжал кондиционер, разгоняя духоту, но всё равно воздух стоял тяжелый, пропитанный потом, безнадежностью, умиранием. Из умывальника в углу капала вода, где-то гудели трубы, лилась вода, будто бы в душе. Других звуков здесь не было. Напротив двери, на топчане, сидел человек…