У Елены подкосились ноги, она бессильно прислонилась к стене, застонала и сползла по ней на пол. Да, это был Лео, она не ошиблась. Когда-то веселый, цветущий юноша, запросто носивший её на руках, сидел неподвижно, бессмысленно уставившись в никуда. Он был чист, гладко выбрит, с обритой головой, аккуратно одет – но запах небытия витал вокруг него.
- Милый… - Елена на коленях подползла к юноше. – О Господи! Тебя опоили каким-то наркотиком! Посмотри на меня… ты узнаешь свою Елену?.. – она взяла его руку, осыпая её поцелуями, пытаясь его растормошить. Рука оставалась вялой и безжизненной, взгляд – слепым, голова – неподвижной.
- Смотри на него внимательней, - сказал Мендес ровным голосом. – Это не наркотик, это препарат из моей крови. Самый первый вариант и, признаюсь, не самый удачный. Теперь он послушен мне как робот, реагирует только на мои приказы. Он убьёт тебя, если я прикажу.
- Убьёт? – Елена истерически рассмеялась. – Ты же сам говорил, что он ни на что не способен!
Лицо Мендеса ещё больше побледнело, скулы напряглись, зубы клацнули.
- Убей её! – приказал он тихо и бесстрастно. – Вот тебе оружие. Подойди и возьми.
Юноша оживился, в глазах появился блеск – он оттолкнул Елену, и она упала на маты. Лео подошел к Мендесу, взял из его рук тонкий изящный стилет арабской работы, и медленно повернулся в сторону своей бывшей невесты.
Сначала на лице Елены появилась растерянная полуулыбка, словно она ждала, что глупый розыгрыш сейчас закончится, потом она в ужасе метнулась к двери – но дверь была уже заперта. Тогда Елена повернулась навстречу медленно приближающемуся клинку.
- Лучше смерть от любимого, - глухо сказала она. – Ну, убей меня – и все мучения закончатся. Только маме скажи правду. Ну, давай! – она зажмурилась и сжалась, ожидая удара.
- Отмена. Отдай нож. На место, – коротко приказал Мендес. Глаза юноши погасли, он протянул хозяину нож - и руки его снова повисли плетьми. Лео сел на топчан и застыл в неподвижности.
– Спать! – бросил Мендес, открыл дверь, схватил полупьяную от горя Елену за руку и выволок из камеры. Они снова шли коридорами и закоулками, и им не было конца.
Какие-то колесики в их душах сдвинулись, каждый из них изменился – и эти перемены развели их еще дальше друг от друга.
Мендес тащил её по парадной лестнице, по зыбким теням и бликам длинного коридора, втолкнул в гостиную, бросил на диван. Он тяжело дышал, рот оскалился, глаза сузились.
- Что ты хочешь от меня? – говорила Елена, без страха глядя в это жуткое лицо. – Ты же видишь, что я ненавижу тебя! Люто, всей душой! Ты вытянул не ту карту! Что тебе в моей ненависти? – в её голосе звучали и боль, и недоумение, и удивление. Она вдруг рухнула перед ним на колени. – Ты можешь меня уничтожить – но отпусти Лео. Он ни в чем не виноват. Молю тебя – спаси его! – и она прижалась нежным лицом к его щегольским ботинкам, и слезы лились и впитывались без следа в мрачный готический ковер.
- Ты не понимаешь, о чем просишь! – зло бросил он. – Ты знаешь, что это опасно для меня и всех, кто в доме? Что это – лишняя информация для врагов? Что по городу уже и так ползут слухи, связанные с неожиданным возвращением твоей матери? – Мендес нетерпеливо и ожесточенно мерил гостиную шагами. В его душе появилось нечто, похожее на страх. Тонкие ниточки, сплетенные искусно и с таким трудом, оборвались. Всё пошло не так, по мокрой, скользкой, опасной тропе. Но он собирался бороться дальше.
- Встань, прекрати истерику – не люблю! – поморщился он. – Если я отпущу его – ты останешься? Будешь принадлежать мне? Поклянись!
Елена медленно кивнула, и снова смертная тоска сдавила грудь.
- Смотри мне в глаза! – приказал он, и Елену пронзил ледяной гипнотический луч, несущий безнадежность.
- Клянусь… - пробормотала она. Вот и отрезан путь назад. – Если ты отпустишь его к моей матери и вернешь к нормальной жизни, и никогда-никогда не тронешь их больше…
- Вот сделка и заключена! – криво усмехнулся Мендес. – А если своё обещание тебе придется выполнять, а? - странные интонации прозвучали в его голосе, и Елена вздрогнула, как от удара, но ничего не ответила. Не такой победы ожидал Мендес, не такой покорности.
Кто же здесь победитель и кто побежденный – он не брался судить.