Наверное, надо бы завести собаку – была бы хоть какая-то, но защита.
Г Л А В А 15
Мендес зашёл к Елене вечером, обеспокоенный и погруженный в свои думы, объявил ей, что спешно уезжает на переговоры на 2-3 дня и забирает собой Славу, а Елене придётся побыть под присмотром Фернандеса и оставаться взаперти. И это для её же блага, ибо опасность вполне реальна, как бы это ни казалось ей нелепо или невероятно. Брови сведены, пальцы шевелятся – Елене показалось, что он хочет подойти к ней, протянуть руку, коснуться, заглянуть в глаза, но он не решается – неужели она выглядит настолько отчужденной, неприступной, или поблекшей от нервных перегрузок? Или и вправду показалось?
И почему её это задевает – она ждала напора завоевателя, не ведавшего поражений, готовилась к нему – и опять он её обманул, даже пальцем не тронул – не хочет? Разочаровался?
Мендес ушел – Елена осталась стоять, озадаченная и хмурая. Зачем она здесь, если он потребовал с неё послушания, и не спешит им воспользоваться? А что, разве она была бы послушной? После всего?
Елена вновь пошла под душ и стала вспоминать все те нечастые моменты, когда Мендес касался её рукой или губами, когда его лицо было совсем близко. Что это накатывает на неё вместе с ласковыми струйками, хозяйски обегает тело, забирается во все тайные закоулочки? Какое новое наваждение? Какой гипноз? Или он опоил её, опоил – и ушел, бросил мучиться, не пожав плоды, или не пожелав их пожать, или же оставив на потом?
Пресвятая Дева Мария! Зачем столько вопросов! Прочь, стряхнуть с себя липкую истому, нет, нет и нет! Надо бежать, и чем быстрее, тем лучше! Там её ждёт Лео! Там её ждёт мама! И плевать ей на обещания! Ей лгали прямо в лицо – и она солжёт!
Она вспомнила поцелуи, которыми обменивалась с Лео украдкой – пылкие и неумелые были они, но в них горело неяркое, но чистое пламя свечи. А тот огонь, что сжигает её сейчас – это болезнь, с ним нельзя жить.
Ну, решайся – больше такого случая не представится! Она отрежет раз и навсегда!..
… Ночью погода резко изменилась. Сумасшедший порыв ветра распахнул окно и заледенил комнату вмиг! Занавеска пыталась улететь и яростно колотилась о рамы.
Елена подошла к смутному окошку и обмерла: словно вновь наступила зима! Ветер из-за северо-западных гор принёс невероятный, обвальный снегопад – словно вдруг, разозлившись на всех разомлевших от весенних помыслов, обрушил над местечком лавину сырого душного снега.
Деревья стонали и прогибались до земли в низком, унизительном поклоне, облепленные с ног до головы клоками, нет, целыми перинами ледяной ваты. Дряхлый, но молодящийся красавец-вяз не выдержал натиска урагана, и сломался, продолжая тянуть к небу единственную живую, крючковатую руку, будто в мольбе. Сквозь утробное завывание метели послышался еще один треск и смачный, затяжной хруст: на глазах у изумленной Елены рухнула, сломавшись посередине, гигантская одичавшая груша. Её верхушка плавно и аккуратно легла прямиком на ограду, смяв идущую поверху колючую проволоку.
Елена заворожено глядела на разбушевавшуюся стихию, изнемогающий сад - упавшая груша, освещаемая единственным, оставшимся в живых фонарем, посылающим во все стороны неверные вопли «SOS», показалась ей лестницей на небо.
На небо? Или – на свободу? Решение созрело мгновенно. Природа – и та пришла ей на помощь. Остается дождаться утра. Утром начнётся суматоха, слугам-зомби и их главнокомандующему Фернандесу будет не до неё.
Елена, кажется, даже вздремнула после этого – утром холодный белый свет постучался в окно, и она вскочила, бодрая и готовая к действию. Ровно в девять, как обычно, будильник напомнил ей, что погода погодой, а на носу – очередные занятия, и пропускать их нежелательно. Потом Фернандес – пока ещё робко и не совсем уверенно – поинтересовался, нет ли чего экстренного, всё ли в порядке, и когда можно приносить завтрак.
Елена очень громко зевнула прямо в микрофон и сказала, что пусть несут, пока она принимает душ. Она пустила воду и стала ждать, когда бесшумной тенью возникнет её безответная горничная…