И тут же от дерева отделилась темная мрачная фигура, яростно сверкнули жёлтые глаза – и Елена ускорила шаг, словно опять бежала от Мендеса по улицам и переулкам.
…Елена застыла посреди луга с закрытыми глазами. Грудь бурно вздымалась.
Вот она на галерее, пойманная в силки гипнотическим взглядом, бесконечный бег по зеленой лужайке – и насильник настигает её. Она чувствует его губы, его руки на своей груди, его живот – на своём животе. Но почему ей не хочется закрыть глаза и отключиться? Почему она снова хочет увидеть его лицо, услышать насмешливый голос, ощутить прикосновения, вызывающие совсем иной трепет, совсем иной жар, болью разрывающий нутро?
Она замотала головой, отгоняя наваждение, но горячая волна, хлынувшая по телу, ещё долго пульсировала на губах, в груди и в самом низу живота. И это уже не первый раз. Елена попыталась объяснить, рассказать это Серафиме, спросить совета, что делать – та долго и печально глядела на неё, качала головой и шептала какие-то заклинания, провела ладонями над её головой - от макушки вниз, к бедрам, потом – к ногам, и встряхнула кисти рук.
- Клин вышибают клином, - только и сказала она, и больше не добавила ни единого слова, не дала никаких объяснений.
Елена так и не поняла, что бы это могло означать…
Г Л А В А 20
Пока его люди вели осторожные расспросы в разных концах Замостина и готовились прочесывать пригород, окрестные деревни и фермы, а затем и близлежащие городки и поселки (а процесс этот, понятное дело, не быстрый), Фернандес лично посетил госпожу Марту. Он испытывал неловкость и смутное чувство вины; он чувствовал, что Мендес обидел эту женщину, а ему теперь придется быть чрезвычайно деликатным, но очень настойчивым, и неизвестно, удастся ли миссия, доверится ли она ему.
Он подъехал к её дому поздно вечером, прошел в темноте через душный, молчаливый сад, негромко, но упрямо постучал в дверь, одновременно нажимая на звонок.
Марта решила, что это её соседка Горшиха, вечно нетерпеливая, суетливая, маленькая женщина, для которой и неожиданная нехватка спичек в доме оборачивалась из ряда вон выходящим событием, требующим немедленного, не терпящего задержки исправления.
Но на всякий случай Марта крикнула: «Кто?» - и, запахивая легкий халат, приоткрыла дверь на цепочке.
На крыльце стоял приятный, довольно молодой человек в летнем костюме, с лицом открытым, спокойным, доброжелательным.
- Госпожа Марта, мне настоятельно необходимо с вами поговорить… дело неотложное, и касается вашей дочери и её сводного брата. Вы не пугайтесь, я один и безоружен, – мужчина подкупающе улыбнулся. – Всего несколько вопросов. – Голос мягкий, но без вкрадчивости.
«Началось!» – ахнула Марта и перекрестилась. Дрожащей рукой она сняла цепочку и открыла дверь.
- Вы от Живаго? – прямо спросила она.
- Вы угадали, - снова улыбнулся он. – Фернандес, первый поверенный, к вашим услугам.
Вот так же вот говорил тот, усатый! Только тот был неприятный, наглый, с глазами убийцы! А этот… обаятельный. А что там у него внутри на самом деле – кто знает?
Фернандес прошел внутрь, огляделся, острым взглядом подмечая всё. И лист бумаги с ручкой посреди письменного стола, и сумка с какой-то одеждой и пачкой чая сверху – около вешалки, и свежая грязь на плаще и туфлях возле двери – хотя вокруг дома было сухо и чисто. Хозяйка была где-то там, где не просыхает грязь – около остановки на Берберицы, например, на перекрёстке у Рочкова, или у поворота на Лущицы, где асфальт давно требует ремонта, а от коттеджа напротив подтекает неисправный вентиль водопроводной трубы, подведенный к дому недавно.
- Кстати, вам большой привет от Луиса Пазильо. Он просил передать, что скучает, и надеется когда-нибудь посидеть с вами где-нибудь в тихом, малолюдном кафе, и ещё, сказал он, портрет вашей дочери так и остался незаконченным, потому что она пропала, ушла, не простившись, и это очень печально и досадно.
Марта, уплывшая было в приятные воспоминания, насторожилась.
«Это всего лишь ловушка», - с горечью напомнила она себе. – «Добрый милый Луис… я тоже скучаю по тебе…»
- Сейчас опасное и тревожное время, - продолжал первый поверенный, – вы читали, сколько террористических актов происходит по всему миру? Никто не может быть застрахован от покушения – особенно такой выдающийся человек, как господин Живаго. А он поистине гениальный учёный. Вы не разрешите мне присесть? – Не дождавшись разрешения, Фернандес осторожно присел на краешек стула возле письменного стола.