Когда Елена поднимала глаза, она страшилась увидеть перед собой воплощенные гнев, страдание, ненависть, презрение, ярость, наконец, ожидала услышать резкие слова. И это было бы нормально. Но Лео молчал, только кончики губ подрагивали, и вдруг по щекам покатились слёзы.
Елена опешила. Она протянула руку и осторожно провела пальцами по мокрой щеке.
- Не знаю, - наконец проговорил он. – У меня такое чувство, что это я виноват во всем. Я должен был стать защитником – но уехал, бросил тебя. Я был слеп. Потом так глупо попался, и теперь вот принес столько горя тебе и маме. Лучше бы я умер там, в тюрьме, и ты была бы счастлива с другим.
- Дурачок, не говори так! – Елена зажала его рот ладонью. – Ты меня просто расстреливаешь на месте. Не надо брать на себя мою вину, я её ещё не искупила…
Но Лео покачал головой и взял её руку в свои ладони: – Дай мне договорить. Я уже не человек, кому нужен калека, да ещё без памяти.
- Нет, нет, нет, этого я слушать не буду! – Елена замотала головой. – Перестань! Я потратила на тебя три месяца – об этом подумай, стала бы я возиться, если бы ты не был нужен мне и маме! Ты же сильный человек, ты должен мне помогать, а ты готов сдаться! Смотри, сколько мы уже сумели преодолеть, ещё немного – и ты начнёшь ходить! – она просунула руку под простыню, ощупывая его ступню. – Ведь ты уже чувствуешь мои пальцы, да?
Лео кивнул, его глаза затуманились, взгляд стал странным, смущенным и жадным одновременно.
- Значит, говоришь, мы не настоящие брат и сестра?
- Да, дурачок.
- И мы были помолвлены?
- Да, милый.
- И тебя отняли у меня… Ты меня любила?
- Да, милый дурачок.
- Ты… красивая, очень красивая, живая, такая добрая, от тебя… идёт свет. Рядом с тобой я словно огромное тяжёлое бревно – без корней и веток. Мёртвое дерево. Да! Мёртвое дерево.
«Клин вышибают клином», - вспомнились слова Серафимы.
Её рука поднималась по ноге Лео выше и выше. Он вздрогнул и зажмурился. Да, он хочет её, и не может этого скрыть, ведь он не может ни отодвинуться, ни убежать. Он в её власти. Его лицо мучительно заливалось краской, он закусил губу и, поймав её руку, сжал изо всех сил, до боли, чтобы не пустить дальше.
Бедняга! Как давно он мучается?
Но… ведь это значит, что он действительно пошёл на поправку! Он скоро сможет передвигаться, у него появится стимул к жизни!
Елена на цыпочках подошла к ночнику и уменьшила свет до минимума, теперь оранжевая полоска тлела еле-еле. Пока ещё Елена не готова раздеваться перед ним при свете, да и Лео так будет спокойнее.
Елена быстро скинула с себя старенькую блузку, протертые рабочие джинсы, бельё и скользнула под простыню. «Ты не верил, что можешь быть кому-то нужен? Ты нужен мне. Ты – мой жених, ты будешь моим мужем, всё будет просто здорово!»
Лео судорожно вздохнул и стал искать губами её губы.
Г Л А В А 23
Закончив дела в доме, Марта присела за письменный стол и в пятый раз перечитала письмо от Еленки. Письмо было радужным и счастливым. Лео начал ходить!
Марта была горда за Лео, горда за дочь, и отчаянно по ним скучала!
Дела в ателье понемногу наладились, даже нашлись помощницы, с арендой было улажено – Живаго сдержал обещание, помещение теперь принадлежало Любомирским. Но всё равно, с заказами пока было не густо, а деньги подходили к концу. Она подсчитывала оставшееся – и вздыхала. Можно попробовать заложить свои золотые украшения, память о матери и бабушке, она собиралась подарить их Еленке на свадьбу. Ведь лето не вечно, рано или поздно Елена и Лео должны вернуться из леса.
Бедной девочке и так досталось сверх меры, зима в деревне – нет, это ужасно! Может быть, пора поискать квартиру, где-нибудь в том же районе, но в нормальном, комфортабельном доме, с горячей водой, ванной, телефоном, хорошей связью, где они смогут работать – и при этом не попадаться на глаза знакомым. О Господи Боже, а как же Луис? Если бы можно было уехать вместе с ним, и подальше, и незаметно, всей семьёй… Неужели об этом нельзя даже помечтать?