- Огонь, огонь летит по небу! – вскрикнула вдруг Серафима, и снова погрузилась в транс, бормоча: - Чую, счастье твоё далёко, залетело слишком высоко, не опалило бы огнём – солнце для него не дом. Горе в мир пришло, очи заволокло, только любовь его сомнёт и свяжет, сторожевой собакой рядом ляжет…
Вдруг Серафима вздрогнула, судорога прошла по её телу, она широко открыла глаза, просыпаясь, взглянула на Елену строго и отрешённо: - Впусти в себя ад – и успокой его. А мне пора к моему. Разомкнулся круг.
«Ад», - с горечью подумала Елена. – «Я уже прошла столько его кругов – настоящая карусель. Что там ещё?»
Елена не стала возвращаться в деревню. Ей больше часа добираться от Рощи до сторожки, а тревога всё сильнее и сильнее опутывала её, липкий страх крался за ней по пятам – такого не было с начала лета.
Серафима твердила об огне, огонь снился Лео – уж не пожар ли это лесной? И Елена почти бежала, спотыкаясь, всхлипывая, вздрагивая от страха. Лео мог упасть, нечаянно устроить пожар! Она всё убыстряла и убыстряла шаг, пока не перешла почти что на бег.
При подходе к опушке странные звуки начали разрывать привычную тишину – это были голоса моторов, не то мотоциклов, не то машин. Она не могла понять, удаляются звуки или приближаются. Мендес! Это он нашёл её убежище – других объяснений у неё не было. Сюда не ездили машины. Только свои, местные, ходили по грибы или ягоды. Въезд на машинах в леса Общины Друидов был запрещен, а районная администрация дружила с Общиной – лес был заповедником и гордостью района. Мотоциклы в заповедном лесу – значит, случилось ужасное. Мендесу законы не писаны, он сам их диктует. Надо спасать Лео!
Она бежала, цепляясь за кусты, обдираясь о ветки – они лупили её по лицу, хватали за волосы. Задохнулась, остановилась, снова побежала. Срезать угол – и по кровавому брусничному ковру… Упала, встала, в смоле и хвоинках. Сердце бешено колотилось, еще немного - и взорвется.
Она бежала по белой песчаной дороге, прогретой солнцем и исцелованной тенями сосен. И снова сквозь лес, напрямую, минуя дороги, наперерез тропинкам – она уже слышала треск, чувствовала дым. Этот треск заглушал все звуки, заглушал гром собственного сердца. За березами она уже видела столб пламени над макушками и чёрный дым, летящий прямо в небо, ощущала жар, рвущийся сквозь кроны… Задыхаясь от слёз, крича и не слыша своего голоса, Елена выбежала на поляну – и остановилась как вкопанная, и замерла от ужаса и безнадёжности, поражённая равно как грандиозностью зрелища, так и его непоправимостью…
- Садись в машину, - негромко приказал голос сзади. Елена завизжала и ринулась вперёд, но её крепко рванули за пояс и за плечо – она упала навзничь, её подхватили и подняли чьи-то сильные руки.
- В машину, быстро! – повторил Фернандес.
Она брыкалась, била головой – он ловко и споро скрутил её, зажав рот широкой ладонью, и второй мужчина в машине бережно принял её, как спеленатого младенца. Джип рванул с места, подпрыгивая на корнях и кочках, ему вдогонку полетели пули, но Елена уже ничего не слышала и не видела: быстрый укол в руку – и она затихла.
Г Л А В А 27
Серафима спешила домой – к своему аду, который – она это чувствовала – был совсем близко. Странные люди, без жалости, с больными, напуганными душами, на службе у Женщины Без Лица – но идут они не за помощью, идут, чтобы забрать то, что им не принадлежит. Что ж, она сделала, что могла, удерживая и этих, и тех. Сил осталось совсем мало, но она попробует их задержать. А пока надо срочно вызвать Вареника и позвонить в районное отделение Коленьке Сурядкину, доброму другу – пусть высылает своих ребят. Огонь близится. Может, успеют…
Она не вошла – влетела в дом, подозвала собаку, сначала сунула за ошейник записку для Коленьки, затем сунула собаке под мокрый нос куртку Вареника: - Беги, Дарушка, к Коленьке, потом найди Вареника, приведи сюда.
Дарушка тявкнула, потом жалобно взвизгнула, лизнула ей руку. Она не хотела покидать хозяйку, она готова была её защищать! Серафима покачала головой – чует ад собачье сердце. Сама вывела за ворота, подтолкнула. Дарушка жалобно оглянулась – и понеслась чёрной тенью вдоль улицы – она была надёжнее любой телеграммы, любого звонка.
Серафима вернулась в дом – ну что ж, она готова, и звать на помощь не будет.