Сколько раз Виктор Мендес стоял здесь один, представляя себе, что он на зелёном лугу, под ласковым дождём, а невдалеке живое, страстью дышащее море. Море выносит на узкую полоску белого песка остро пахнущие водоросли, крабовые клешни, осколки бело-розовых раковин, тускло поблескивающую рыбью чешую, кусочки смолёного каната. Сегодня его тоску и мечту по родине разделит его единственная возлюбленная, прекрасная, словно только что вышедшая из этих волн Ботичеллиева Венера, его кумир. И, встав на колени, он вновь и вновь молил её о любви, вновь и вновь упивался ожившим чудом…
Когда они вернулись в спальню, столик с едой ждал их так давно, что завтрак был безнадёжно холоден, словно мертвец из морга. Но им было всё равно.
Г Л А В А 5
Мендесу давно нужны были новые доноры, новая кровь. И чтобы не повторять прошлых ошибок и не сеять панику и слухи о вампирах, надо было забирать крови понемногу – и отпускать людей назад. А для этого доноров должно быть достаточно много. Чтобы поток не оказался слишком велик, Мендес решил собрать ночью тех, кто находился поблизости от Замостина, и заодно определить степень оперативности воздействия синтетика в сравнении с натуральным препаратом. Мендес уделял призыву ежедневно не более часа, ещё по 4 часа - на дела и личное наблюдение за стройкой. Всё остальное время он уделял только Елене.
Мендес существовал, словно в пьяном угаре. Всё происходящее походило на фантасмагорию. Ему казалось, что он никогда не сможет ею насытиться, он боялся, что она может растаять, как мираж, и не отпускал от себя ни на минуту.
Порой ему казалось, что он потерял себя: когда она смеялась – он смеялся тоже, когда плакала – глаза щекотала глупая влага, когда грустила – он ходил мрачнее тучи, когда улыбалась – он сиял в ответ.
Как она любила эту его улыбку и смех, не замутнённый ничем – ни горечью, ни холодным равнодушием, ни издевательской или снисходительной нотой. Просто радость. Разве он может быть и таким? Или она что-то просмотрела?
- Вик, почему ты так редко смеёшься? – спрашивала Елена, изумлённая тем, как меняет чистая, открытая улыбка его лицо. Она ощупывала кончиками пальцев его раздвинутые в улыбке губы, словно редкую диковину, и ноздри её раздувались. Тогда он прихватывал её пальцы зубами. Она шевелила ими, пытаясь освободиться, морщилась, хныкала – и снова тянулась, чтобы ощутить улыбку губами: ей хотелось целовать его улыбку, его смех…
Губы встречались, сплетались, смаковали друг друга, будто странный плод, а после ей хотелось пройтись губами по гладкой, влажной от волнения груди, по ворсистой дорожке – к твёрдому животу, встретить то разбуженное ею чудовище, что живёт в вечном аду. Прижаться к нему, и застыть, пытаясь то ли усмирить, то ли взорвать – она и сама толком не знала…
…
- Ниса, ты слушаешь меня? – Майя раздражённо взглянула на любовницу.
Ниса и слышала, и не слышала. Утро началось с обычного приступа. Тягучий трубный звук, похожий на гул колокола или органный аккорд, пронзил её существо. Ей показалось, что она сама превратилась в низкий летящий звук, её нервы вибрировали, как тонкие струны, туман заволакивал глаза. Голос появился в голове ниоткуда, и, медленно затихая, снова ушёл в никуда.
Майя встряхнула её за плечи: - Ну, очнись!
- Что-то голова кружится! – выдавила Ниса.
- Опять таблетки? – Майя внимательно посмотрела ей в лицо.
Ниса покачала головой.
- Кокаин?
Ниса подумала, и кивнула. Почему бы и нет? Всё равно объяснить происходящее она никому не сможет. Да никто и не поверит. Скажут – свихнулась, пора в лечебницу. Нисе теперь не было необходимости в наркотиках. У неё был Голос, и она каждый день ждала его с нетерпением и жадностью.
- Иди ко мне, - Майя неожиданно мягко обняла её за плечи, начала целовать крепкую, прямую спину, гладила литую грудь…
Нынешняя Майя ненавидела мужчин. Их было слишком много в её жизни, и не все этого заслуживали. В её спальне теперь бывали только женщины. Теперь Майя могла бы сделать пластическую операцию, убрать шрамы и рубцы с лица и тела, но она умышленно этого не делала. Ей хотелось, чтобы Живаго в последние минуты своей жизни ещё раз ужаснулся, увидев её лицо.