Монах бродил по Сибири с дикой бригадой шишкобоев, находя общий язык с беглыми преступниками, ворами и пьяницами, с самым последним человеческим отребьем. Собирал целебные корни, грибы-галлюциногены, от которых плющило похлеще, чем от известных наркотиков, ягоды и травы. Записывал рецепты народных медицинских и шаманских снадобий, а также заговоров и приговоров. Жил в палатке или под развесистой елкой, купался в проруби. Однажды зимовал в землянке неизвестно где, отбившись от стаи и потеряв тропу. Но выжил, даже зубов не потерял при кровоточащих деснах. Был при этом невероятно толст, дружелюбен, и всякому новому человеку казалось, что они знакомы не одну сотню лет. Сердца стремились ему навстречу, будь то замшелое сердце местного колдуна, открывавшего ему свои древние секреты, или ненавистного кулака-единоличника в каком-нибудь богом забытом месте, в глухой тайге, куда так и не дошли ни советская власть, ни дикий капитализм, который, придерживая собак, пускал его на ночь, кормил и поил, как брата. Он, который и маме родной пожалел бы куска хлеба.
Сам же Монах совершенно искренне считал себя волхвом.
Таким необычным человеком был Олег Монахов, по прозвищу Монах, друг и одноклассник Жорика Шумейко, чья жена Анжелика в старом затрапезном халате и тапочках с кроличьими мордами шлялась по квартире. Вернувшись из странствий, он взялся за раскрутку предприятия по производству пищевых добавок, укрепляющих настоек и чудодейственных пилюль против всех хворей из натуральных трав, кореньев и орехов, рецептов которых было у него немерено. Им посчастливилось найти деньги и людей. Уже было получено сырье от алтайских кооперативов, помещение под цех снято и закуплены лаборатория и автоматическая линия, а Монах – так зовут его друзья, вдруг заскучал. Не мог он долго на одном месте. Его манили горизонты и просторы, он был частью природы и тосковал, оторвавшись от нее надолго.
Они дружили с младых ногтей – дерганый, кипящий энергией и идеями, расхристанный Георгий, или попросту Жорик, а то еще и Зажорик, и благодушный толстый и солидный Олег Монахов. За общие шалости попадало, как правило, одному Жорику. Планида у них была такая по жизни. А Олега даже не дразнили жиртрестом или пончиком, язык не поворачивался, так естественен он был, неся свой вес. И девочки за ним бегали, и учителя его любили, и конфликтные подростковые ситуации он улаживал, когда стенка шла на стенку. И не били его никогда, и драки его миновали. Ходит он легко, раскачиваясь для равновесия, в длинных рубашках навыпуск, чтобы замаскировать необъятный живот, летом – в матерчатых китайских тапочках для удобства, зимой – в громадных меховых унтах. Часто носит бороду и длинные волосы, что делает его похожим на батюшку, и тогда бабульки крестятся ему вслед. Он солидно кивает и осеняет их мановением толстой длани. Говорит он неторопливо, басом. Все делает со вкусом. Со вкусом ест, говорит, слушает, думает. Со вкусом лежит на диване, уставившись в потолок, – размышляет. Он окутан такой мощной аурой покоя и надежности, что любому человеку становится легче от одного его вида.
Когда он практиковал как экстрасенс – был такой период в его жизни, – от желающих попасть на сеанс отбоя не было. Он обладал известной силой внушения, мог погрузить в транс, вселить уверенность в завтрашнем дне, разобрать ситуацию по косточкам, дать дельный совет. Потом ему и это надоело. Ему все надоедало в конце концов. И тогда он снимался с места и уходил, не оглядываясь.
И сейчас, лежа на диване, подпрыгивая в такт с прыжками маленького Олежки, он давил в себе растущее желание перемены мест, понимая, что готовое к пуску предприятие завязано на нем с его коллекцией шаманских колдовских рецептов, и стоит ему сорваться с места, как все тут же рухнет. Жорик не потянет, он хороший механик, но интеллектом не блещет. Будучи оптимистом по жизни, Жорик уже расписал, куда употребит первую прибыль: тут и гараж для драгоценного «Бьюика», привезенного из Штатов, где Жорик два года трудился дальнобойщиком, и новая шуба для Анжелики, и вывоз детишек на море. Монаха разрывали на части угрызения совести, чувство вины и страшной силы желание убраться подальше от семейства Жорика, которое надоело ему до чертиков, и вообще из города.