Мы не боги. У нас нет рая для хороших людей и ада для плохих. Мы хотим создать идеальный мир здесь и сейчас, в течение нашей жизни, которая слишком коротка. И даже если она продлится до ста лет, этого все равно очень мало. Глобальные цели требуют времени, которого нет ни у кого из живущих на этой планете. Возможно, поэтому так важна тема потомства – оно продолжит наше дело, оно получит то, что не получили мы, и скажет то, что не успели сказать мы.
Что касается меня и брата, у нас имелся лишь один потомок – сын Акима, мой племянник, десятилетний Николай.
Брат женился на последнем курсе института на студентке педагогического, хорошенькой тоненькой девушке с большими голубыми глазами. Сейчас Светлана – элегантная дама, преподает английский в гимназии, каждый день посещает фитнес-клуб, лихо водит машину и приобрела привычку поджимать губы, если чем-то недовольна. А недовольна она часто. Я не виню ее в этом. И брат никогда не винил. Он винил себя. Именно с ним в душе милой, немного наивной девушки вдруг проклюнулось оно: недовольство. И стало расти, расти, пока не превратилось в основу ее мировоззрения и отношения ко всему окружающему.
Она выходила замуж за наследника одного из самых богатых людей в городе. И, по ее же словам, ожидала, что у нее будет роскошная жизнь – поездки на дорогие курорты, дизайнерская одежда, загородный особняк и прочее. «Любая девушка хочет того же» – в запале крикнула она, когда я пыталась отговорить ее от развода с моим братом. «Лана, но ты же знала, какой он…» – ответила тогда я.
Вместо ожидаемого эксклюзива она получила обычную жизнь. Они жили в трехкомнатной квартире, ездили на старом «Мерседесе», а на курорты Лана летала или с подружками, или с ребенком, потому что Акиму было некогда. «Он даже личные средства постоянно тратит на “Феникс”!.. На всех этих бедных-несчастных… И он всегда, всегда занят! – говорила она мне, и губы ее дрожали. – Он свободен для других, а для меня – занят. Знаешь, когда я в последний раз смогла откровенно поговорить с ним? Когда пришла на его бесплатную юридическую консультацию».
Так и было. Она пришла к нему и заявила, что хочет развода. «Аким Николаевич, – язвительно сказала Лана мужу, – посоветуйте, как мне развестись с вами и получить часть вашего наследства?»
Он отдал ей все, что мог: квартиру. 2015 год. Пять лет, как нет отца. Пять лет, как работает «Феникс», и все средства уходят туда. Вместо алиментов брат отдавал бывшей жене половину ренты, которую получал ежемесячно от сдачи в аренду участка земли в городе. Сумма была немалая: на этом месте ныне стояла шестиэтажная гостиница.
Сам Аким переехал сначала в съемную квартиру, а затем я уговорила его купить себе новую.
Развод, из-за которого переживал он и переживала я, оказался к лучшему. Денег Лане вполне хватало. Она успокоилась, занялась собой, получила второе образование, а в гимназии продолжала работать потому, что ей это нравилось. Никуда не делось одно: недовольство. Оно проросло в ней, пустило корни, и постоянно поджатые губы уже обеспечили ей, красивой тридцатишестилетней женщине, мимические морщины.
Николаю на момент развода родителей было пять лет. Я помню его как печального большеглазого ребенка, уставшего от криков и рыданий матери. Сейчас это был открытый, дружелюбный, добрый мальчик. Несмотря на недовольство Ланы, он постоянно приносил в дом то больного котенка, то придавленного машиной щенка, а однажды принес подыхающую от какой-то болезни крысу, так что потом вместе с мамой ему пришлось ходить по врачам и несколько раз сдавать кровь на анализ. Вылечив животное (кроме крысы, которая все-таки скончалась), Николай начинал активно заниматься его пристройством в добрые руки. Себе он никого оставить не мог – у Ланы была аллергия на животных.
Это был наш мальчик. Николай Д. Будущий продолжатель нашего дела, будущий владелец «Феникса». Пока что ему было всего десять, и брат лишь время от времени, дозированно, рассказывал ему о другом идеальном мире. «Представь себе парус…»