Котику было около года, когда все внезапно изменилось. У нас появились деньги. А следовательно, жизнь Тамары тоже стала легче. И тогда она, постоянно переживавшая от того, что ничем не может отплатить моим родителям за поддержку, выдвинула предложение: «Я возьму на себя ваше хозяйство». Мама смущалась и отнекивалась, но она в самом деле ничего не успевала – помимо ее второклассников у нее была еще группа продленного дня, а единственный выходной – воскресенье – почти полностью уходил на стирку, уборку и приготовление обедов на два дня вперед, так что помощь Тамары была очень кстати.
С тех пор прошло двадцать пять лет. Родителей давно нет. Тамара уверенной рукой ведет все мое жалкое одинокое хозяйство. Котик вырос и растолстел, годам к шестнадцати научился сам мыться в ванне, но сначала желал играть там с резиновым утенком. Последнему утенку он отгрыз голову и теперь вообще отказывался залезать в ванну. Хорошо, что я вспомнила сегодня об этом, когда ехала домой.
Тамара – полная, плотная, среднего роста – пахла плюшками с корицей, которые обожал Котик, поэтому она пекла их почти каждый день, и была воплощением домашнего уюта. Ее круглые щеки были румяны, а кончик короткого широкого носа чуть вздернут. Кажется, она ничуть не изменилась за эти годы, разве что плотные кудряшки, всегда кокетливо уложенные с помощью щипцов для волос, стали седыми. Я всегда считала ее частью своей семьи. Той семьи, от которой ныне остались только мы с ней да Котик, существующий в вечном блаженстве в своем маленьком королевстве плюшек и мультиков.
Она погладила меня по плечу.
– Так подогреть курочку?
Я машинально кивнула, и она, довольно приговаривая очередные милые глупости, устремилась на кухню. А я подумала, что мне надо пересилить себя и поесть. Сил оставалось довольно мало.
– Еще кусочек возьми.
– Не хочу.
– Возьми, вон какая худенькая, скоро одна тень от тебя останется.
– Не хочу.
– И что бы сказала Надежда Ивановна, если б увидела своего ребенка в таком весе?
– Тамара, иди домой, тебя Котик заждался.
– Он спит. Значит, не будешь больше курочку?
– Нет.
– Ну, я уберу тогда в холодильник. Завтра поешь.
Когда Тамара ушла, я снова переместилась на диван и устремила взгляд в небо. Оно уже потемнело до сумрачной синевы. К вечеру похолодало; в открытое окно залетал легкий ветерок, шевеля занавески. Уличные звуки постепенно становились реже и тише.
В детстве, я помню, на месте этого большого дивана стоял маленький, односпальный. И перед сном, лежа на нем, подложив кулаки под подушку, я так же смотрела в темнеющие небеса, постепенно погружаясь в сладкую детскую дрему. За стеной находилась кухня, я часто слышала приглушенные голоса родителей, их тихий смех, джазовую музыку из радиоприемника. Эти звуки давали мне ощущение полного покоя. Я знала тогда, что живу в прекрасном и безопасном мире. Здесь, рядом, мои родители. А в нескольких шагах, через коридор, комната брата.
Прошло совсем немного времени, и я лишилась того покоя. И с тех пор уже не обрела его. Все проходит, все меняется. Сейчас я сидела одна в большой квартире, в самой маленькой из комнат – моей бывшей детской, – в тишине, смотрела в темное небо и думала: «Но однажды…» Конечно, человек – песчинка во Вселенной, но с другой стороны, жизнь и душа каждого человека – это тоже Вселенная. Ныне моя личная Вселенная опустела. И все же я ни на миг не сомневалась, что однажды снова увижу своего брата. Однажды…
2
Вскоре после смерти моей подруги Оли произошло еще одно событие, сильно повлиявшее на нас с братом. В классе нашей мамы был ученик, Саша Проводников. Я и сейчас отлично его помню. Маленький, щуплый, ушастый альбинос с большими карими глазами. С такой внешностью он был обречен на внимание окружающих, чаще – нежелаемое. В свои восемь он еще смотрел на мир с надеждой, которую последовательно и практически ежедневно разрушали люди. Он был такой трогательный в ореоле своей совершенной белизны, словно появился на свет из цветка и был вскормлен росой. В действительности Саша жил с матерью, работавшей уборщицей в булочной, болезненной женщиной, худой, бледной и молчаливой, и бабушкой, пропивающей свою мизерную пенсию в первые же дни после получения. Сам Саша был тихим мальчиком, нежным и, по словам нашей мамы, мечтательным.