В Париже прежние главари Фронды ссорятся, расходятся или готовят свое возвращение. В сентябре парижане с ленточками из белой бумаги на шляпах (знак мира, в противоположность соломинкам на шляпах сторонников Конде) осмеливаются собраться перед Пале-Роялем, и Конде не реагирует. Он уезжает 13 октября и поступает на службу к испанцам, а неделю спустя возвращается король (впереди идет Тюренн со своим солдатами). Короля приветствовали, как всегда, с энтузиазмом и чувством трусливого облегчения.
Фронда довольно быстро перешла от ужаса к смирению, от безумия — к доводам разума. Все жили в атмосфере материального и морального разгрома. Фронда потерпела неудачу и кончила плохо или жалко, уронив свое достоинство (если оно у нее когда-нибудь было).
Королю оставалось простить одних, наказать других, выслать наименее виноватых и позволить своему парламенту возвратиться в Париж при условии, что «никогда в будущем он не станет принимать участия ни в делах государства, ни в финансовых делах». Естественно, все недавние решения парламента отменили.
Победа короля? Конечно! Но над кем или над чем? Над беспорядком? Над иллюзиями? Над амбициями? Над прошлым? Что, кроме болезненной ненависти к Мазарини, объединяло Фронду? Чем она была, если объект ненависти сумел, несмотря на ошибки, обойти все препятствия, презреть опасности, всех подчинить и победить благодаря упорному труду и гибкости ума (в этом мало кто мог сравниться с Джулио)?
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ.
«Обдумывание» Фронды
Почему бы нам не попытаться «обдумать» явление Фронды, как это сделал Франсуа Фюре в отношении Революции? До сих пор «обдумывание» заключалось в основном в том, что мы судили, осуждали, бичевали или сравнивали несравнимое: Парижский парламент с Лондонским или даже с совершенно законными избранниками 1789 года, клятву в Зале для игры в мяч с Постановлением союза, бегство в Сен-Жермен в ночь всех королей с печально закончившейся в Варение авантюрой. Уважаемые авторы XIX и XX вв. видели в тех, кто покупал должности, отцов-учредителей конституционной монархии, более того — мудрой либеральной республики (республика в 1648 году! Еретический английский кошмар или неприятный вариант союза швейцарских кантонов, Соединенных Провинций или «Светлейшей» Венецианской республики). Из того, что написано о Фронде — от Фенелона и Вольтера до Лависса и современных авторов, можно без труда составить сборник шутливых изречений; к сожалению, гораздо менее читаемы здравомыслящие Коссманн, Рише, Метивье, Каррье, Десимон, Жуо и методичные англосаксонские авторы.
Можно с уверенностью утверждать, что почти все элементы Фронды — или, если хотите, фронд — связаны с прошлым, которое они продолжают, превозносят, завершают или почти завершают.
Высокородные дворяне желали все так же продолжать управлять в провинциях, где они владели землями, могли рассчитывать на многочисленных вассалов, связанных с ними прочными узами, «принадлежавшими им», как тогда говорили; в этих провинциях король считал себя обязанным предоставлять им почетные и выгодные должности губернаторов. Здесь соглашались зависеть от «естественных» правителей, тем более что везде существовали свой язык и диалекты, свои юридические «привычки», часто даже собственные учреждения (штаты, парламенты), гарантировавшие то, что называли «свободами», то есть привилегии. Необходимо было время, чтобы эти тесные региональные связи слились — мы не уверены, что так произошло в действительности, — в одно государство, в одну нацию, одну родину. Совершенно естественно, что дворянские провинциальные притязания обострялись во времена регентства, в период ослабления королевского могущества. До Анны Австрийской обе Медичи — Екатерина и Мария — прошли через жестокие испытания (обе были итальянками, а второй еще и помогал итальянский министр, правда, не чета Мазарини /Кончини/).