Честно, справлюсь!
Но на словах “прижмешься ко мне покрепче” мысли становятся совсем гадкими, отвратительными, и тело выдает сбой — меня начинает трясти.
Натурально и крупно.
Даже крепко сцепленные зубы постукивают.
— Мммм. Ясно.
Чарский еще раз бесцеремонно прошелся по мне оценивающим взглядом, скривился брезгливо, подумав о нехорошем, потом вдруг шагнул ближе и присмотрелся.
Чарский почти носом к носу встал ко мне, посмотрел сверху вниз.
— Лицо знакомое… Кажется, я ее знаю.
Он был значительно выше меня.
Я смотрела в его лицо и ничего не видела, его лицо плыло из стороны в сторону мутным пятном из-за слез, выступивших на глазах.
Ой, а он и выше Ладыгина, поэтому, когда Чарский перевел взгляд на Евгения Игоревича, то и на него посмотрел так же.
Сверху-вниз, с очень холодным выражением на лице, буквально морозя взглядом.
— Только что вспомнил. Таисия Шатохина. Деревенская девчонка. Из Лютиково.
— Слушай, парень! Ты девчонку мою разглядывать собираешься или вопрос по машине решать, а? — разозлился Ладыгин. — Давай по машине решим, и разойдемся мирно. Как можно скорее.
— В кровать не терпится? Со своей девчонкой, — сально ухмыльнулся Чарский. — Она ничего такая, да?
— Красавица, — сдержанно ответил Ладыгин. — Свою найди.
— То есть она прям… твоя. Мутишь с ней?
— Слышь ты… — начал терять терпение Ладыгин. — Моя девчонка. Значит, моя! Все, отвали. Будешь платить за битый бампер или как?!
— Кипятишься? Да, пожалуй стоит. В твоем-то случае!
Чарский выдержал паузу и вдруг заявил:
— Ей пятнадцать. В курсе? — хмыкнул. — Даже возраста согласия не достигла. В нашей стране возраст сексуального согласия начинается с шестнадцати лет…
— Пят-пят-пятнадцать? — булькнул горлом Ладыгин.
Мужчина в шоке посмотрел на меня, пробежался взглядом вверх и вниз, словно не веря.
— Ошибка какая-то, — сдавленно выдохнул мужчина. — Она ко мне на работу устраиваться приходила, копию паспорта показывала. Ей… девятнацдать.
Чарский заржал.
— Копию паспорта он посмотрел! Ну ты, деревня. Оригинал смотреть нужно! Любой кретин может отсканировать и кое-что подправить в редакторе, потом выдает за правдивый возраст. Попал ты, дядя. Малолетку в кровати тискаешь. Ох, блять, ты и попал…
— Какие пятнадцать? Ты… Ты на нее посмотри. Она… — хапал воздух ртом мужчина.
— Сочная. Выглядит зрелой, плюс макияж.
— Ты путаешь что-то! Эй! — встряхнул меня за локоть мужчина. — Тебе пятнадцать, что ли?!
— Дядя, ты встрял. Ей пятнадцать! — ответил за меня Чарский быстрее, чем я успела разлепить губы.
— Пятнадцать? Как же так?!
— Более того, родители уже хватились ее. Она из дома улизнула. Тайком. С собаками рыщут. Родственники — шишки в Москве. Собственно говоря, я лично слышал, что на ее поиски уже просят хорошего следователя. Найдут, что она в постели с взрослым мужиком, который ей в отцы годится, припишут совращение малолетних и отправят в самую строгую тюрьму. Где совращать и склонять в разные позы будут уже тебя… На зоне таких, как ты, знаешь, сильно “любят”...
Ладыгин затрясся, побледнел, зашевелил обескровленными губами:
— Она сказала, что совершеннолетняя.
— Соврала. Фантазия у нее отличная, — добавил убийственный взгляд в мою сторону Чарский. — Ну, так что? Тебе еще нужен ремонт тачки? На месте я разводить ничего не стану. Вызову полицию. Те мигом поймут, кто с тобой находится… Или мы разойдемся на том, что ты отпустишь девчонку и молча уедешь?
— А ты… Ты сам кто такой?
Чарский улыбнулся. Сначала обольстительно, потом убийственно:
— Я из того ведомства, которое приехало с большой проверкой из столицы и нагнет раком весь ваш захудалый райончик…
Ладыгин странно всхлипнул, булькнул и быстро разжал пальцы, потом вытер их об себя так, словно я была грязной и гадкой, а он — просто ангел во плоти.