Выбрать главу

Слышишь, Павел? Все мы, русские — сумасшедшие! — Василий грустно, одними уголками губ, улыбнулся.

— Да нет, друг, не сумасшедшие мы! Просто они не знают, что русский ни с мечом, ни с калачом не шутит! — Орлов хлопнул рукой по пустому ящику, который служил у него столом.

— А ещё, мои командиры взводов в один голос стращают меня: «Мой капитан, боливийцы очень метко стреляют, а вы — очень хорошая мишень для них».

А я им в шутку говорю, что сегодня не тот день, чтобы умирать. Они, конечно, шуток наших русских не понимают и спрашивают: «Это как, не тот день?».

Я им объясняю, что день сегодня жаркий, чтобы умирать. Не понимают! — засмеялся Василий.

Вместе с ним громко смеялся и Орлов.

— Павел, я хотел у тебя спросить: сколько у тебя солдат в роте? — поинтересовался Орефьев-Серебряков.

— Сорок восемь осталось.

— А у меня тридцать восемь! — тяжело вздохнул Василий.

— Ты хоть водички попей! А то пришёл в гости и от всего отказываешься, — Орлов налил полную кружку и протянул её своему другу.

— Спасибо! — поблагодарил Василий и мелкими глотками, стараясь не пролить ни одной капли, выпил её до дна.

— Большие потери несём из-за бессмысленных фронтальных атак. Будто бы по-другому нельзя больше форт взять! — с горечью произнёс Павел. — Сколько раз я моему комбату предлагал изменить тактику… Он выслушивал, но делал всё по-своему!

— Что же теперь поделаешь? — грустно пожаловался Василий. — Мы в другой стране… У нас в кавалерийском рехимьенто тоже самое было… Вот как, Павел! Да, кстати, хочу у тебя спросить, как у тебя с испанским языком?

— Нормально! Говорю, понимаю. Только на гуарани, конечно, ничего.

— Молодец ты, Павел! Я гораздо дольше тебя живу в Парагвае, но язык так и не выучил. Терпения всё время не хватало. Об этом сейчас очень жалею. Но ничего, когда закончится война, и я обязательно его одолею.

Да, ещё хочу спросить тебя, Павел, почему тебя Мбурувичей все кличат? Это вообще что обозначает?

— МбурувичА — это на языке гуарани значит «Большой командир». Ты же знаешь, Василий, что в этой стране существует привычка давать всем прозвища. Так вот и меня эта участь не миновала, — объяснил Орлов.

— Теперь мне всё ясно! А то всё время слышу «МбурувичА сделал. МбурувичА — храбрый», — Орефьев-Серебряков резко поднялся:

— Хорошо в гостях, но идти надо! Думаю, что на днях снова к тебе забегу. Или ты, Павел, заходи! Ведь рядом находимся! А?

— Обязательно, Василий! — пообещал Орлов.

На прощание они крепко обнялись. У Павла было чувство, что он прощался с родным ему человеком, которого знал всю свою жизнь.

К вечеру в небе над Бокероном появился парагвайский бомбардировщик Potez 25 A2. Он торопливо сбросил бомбы на боливийские позиции и скрылся за горизонтом.

А утром на низкой высоте над траншеями Второго рехимьенто медленно пролетел уже боливийский бомбардировщик Breguet 18. Он развернулся и стал почему-то делать заход на форт.

— В траншею! Траншею! — закричал Орлов, и за ним эту команду повторили командиры взводов.

Павел был уверен, что сейчас с самолёта посыплются бомбы. Но вниз упали несколько ящиков и больших мешков. После чего Breguet 18 взмыл вверх и быстро исчез за горизонтом.

Странный груз упал как раз между колючей проволокой первой линии обороны форта и траншеей роты Орлова.

— Мой капитан, разрешите нам притащить это шмотьё? — умоляющим тоном попросил сержант Лескано, азартно блестя глазами.

— Давай! Только без меня не открывать! — разрешил Павел.

— Да, мой капитан!

Лескано взял с собой человек десять. Они ползком, под обстрелом противника, приволокли сброшенные бомбардировщиком мешки и ящики.

— Всем отойти! — приказал Орлов и подошёл к маленькому ящику, сделанному из толстенных досок.

Очень внимательно осмотрев его, Павел взял свой мачете и принялся открывать крышку. На удивление она поддалась очень легко. Внутри ящика находились различные медикаменты, в том числе и ампулы, бережно завёрнутые в марлю и бинты.

— Лескано, отнести всё это в госпиталь! — приказал Орлов.

— Да, мой капитан! Будет сделано! Разрешите только мешки проверить?

— Давай!

В мешках оказались свежие, совсем недавно пожаренные на углях, куски говяжьего мяса. Они источали настолько ароматно-дразнящий запах, что все солдаты невольно стали глотать слюну.

— А вдруг оно отравленное? — вслух усомнился Орлов.

— Да не может быть, мой капитан! Боливийцы его для своих, которые в форте сидят, приготовили. И медикаменты им сбросили, но промахнулись, — убедительно развеял его сомнения сержант Альсина.