Я не достигла такой скорости во время своих тренировок, но доверяю себе. Доверяю своему телу. Доверяю Катарине, которая рядом со мной и без слов дотрагивается до моего локтя.
Отрезок до тринадцатой мили проходит как в тумане. Я слышу, как люди подбадривают меня.
Я вижу, как люди держат плакаты и выкрикивают мое имя с клейкой ленты, которую я приклеила к груди. Я здесь и живу этим, но это похоже на внетелесный опыт. Как будто я парю в вышине, боль в ногах невыносима, а звуки — глухой рев, пока я не увижу финишную черту.
— Вот это да, — вздыхаю я, находясь в десятке миль от завершения того, о чем никогда не думала.
— Финишная прямая, подруга. Осталась одна минута. Закрой глаза и беги, Марго. Ты сможешь, — говорит мне Катарина.
Я зашла так далеко.
Я так чертовски много работала, и отказываюсь не достичь своей цели.
Поэтому я бегу.
Двигаюсь быстрее, чем когда-либо раньше.
Мое дыхание становится рваным. Мои легкие горят. Зрение начинает затуманиваться, и я скрежещу зубами, обхожу парня, одетого как эльф, и пересекаю финишную черту за два часа двадцать две минуты.
Облегчение захлестывает меня.
Я так устала.
Все болит.
Не знаю, где нахожусь, только хочу присесть.
Я останавливаю часы и иду к металлическим перилам, установленным для того, чтобы отгородиться от бегунов. Пытаюсь сориентироваться, но ноги трясутся. Я отступаю в сторону, словно пьяная. Мир наклоняется вокруг своей оси, и я наклоняюсь вместе с ним.
Нога выскальзывает из-под меня, и я падаю вперед. Земля оказывается опасно ближе, чем раньше. Зажмуриваю глаза и готовлюсь к падению, но оно не наступает.
Руки обхватывают меня за талию.
Теплые ладони касаются моих плеч.
Мое тело прижимается к чему-то прочному, успокаивающему, и мне кажется, что я парю в воздухе.
— Я держу тебя, — говорит глубокий голос.
В глубинах моего мозга я думаю, что говорю что-то в ответ. Кажется, говорю: Я рада, что кто-то это делает. Но не могу быть в этом уверена, потому что мир становится черным.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ФИНН
Женщина передо мной не знает, кто я, но я знаю, кто она.
Марго Эндрюс.
Девушка моего сына, которую я видел лишь мельком.
Но этого было достаточно, чтобы произвести чертовски сильное впечатление.
Я гадал, где она была. Когда я видел ее в последний раз, она издалека поприветствовала меня, выехав из моей подъездной дорожки, и уехала в закат, ее волосы были огненно-рыжими.
Неправильно признавать, что одно взаимодействие с ней вызвало у меня любопытство. Я подумал, что она горячая штучка, и боролся с влечением, которое почувствовал в ту долю секунды.
Еще более неправильно чувствовать это прямо сейчас, когда она судорожно сжимает в руках сумку, а из ее носа текут сопли.
— Привет. — Я приседаю рядом с ней и делаю все возможное, чтобы показаться профессионалом, а не озабоченным мудаком, которого она никогда не встречала. Мои губы подергиваются от презрительного взгляда, который она бросает в мою сторону. — Как ты себя чувствуешь?
Она довольно быстро пришла в себя после потери сознания, но я на секунду забеспокоился. То, что она не может держаться на ногах, говорит о том, что она обезвожена. Возможно, слишком сильно нагрузила себя, и я хочу убедиться, что она работает на полную мощность, прежде чем отправлять ее в путь.
— Как ты думаешь я себя чувствую? Как будто я отлично провожу время, верно?
Я ухмыляюсь ее сарказму.
— Я задам тебе несколько вопросов, чтобы оценить твои когнитивные функции. Как тебя зовут?
— Марго Эндрюс. Сегодня одиннадцатое декабря. Мне двадцать четыре года. Я не могу поверить, что люди считают, что это весело, и я чувствую, что умираю.
Двадцать четыре.
Она так чертовски молода.
Джереми столько же, но когда она говорит, это звучит по-другому.
— Некоторые люди думают, что бег — это весело, — говорю я. — А упоминание о том, что ты чувствуешь, что умираешь, пока находишься в медицинской палатке после обморока на финише забега, — это быстрый способ оказаться в машине скорой помощи.
Марго закрывает рот. Ее внимание переключается на мой рождественский свитер, и она склоняет голову набок.
— Любитель Рождества?
— Да ладно. — Я жестом показываю на оленя с ярко-красным носом, пришитым к шерсти. — Это классика.
— Классически безвкусно.
— Ладно, ненавистница Рождества.