— Когда это еще будет, — мне надо понять зачем ему это надо. Нет у Карины любви ко мне. Нет и не было никогда. — Да и будет ли тоже не факт.
— Не факт. Я готов заплатить.
— Даже так? — это бред, как можно свою любимую дочь продавать как лошадь?
— А почему нет? Приданое и все такое, — довольно улыбнулся, думая, что я согласен и на все готов. Ну да в его мире все любят деньги и ради них готовы на всё.
— И сколько? — мне просто интересно во сколько отец оценивает свою дочь.
Николай Николаевич на салфетке написал сумму. Наверное, впервые в жизни я четко понял, что никогда не знал этого человека. И никто его не знает. Даже семья, которую он не обижает.
— И все?
— Хочешь сказать, что мало? — прищурил глаза и поджал губы.
— А вы считаете, что за Кариночку этого достаточно?
— Я уверен в этом.
— Зря. Ваша дочь раздвигает ноги перед первым попавшимся.
— Не смей так говорить о девочке, — лицо пошло красными пятнами, кулаки сжались.
— Как? Я еще даже не начинал. Или вы не знаете о ее похождениях? — понимаю, что зря его злю, а сделать ничего не могу. Противно. — Рука на пульсе не дрожит?
— Щенок!
— Возможно, но и оленем с ветвистыми рогами становится не желаю. Кариночка переспала со всем городом. И вы хотите, чтобы я согласился на ваши условия?
— Хорошо, — он еле сдерживался, слова цедились сквозь зубы с присвистом. — Я увеличу сумму вдвое.
— Да хоть в десятеро. Я не соглашусь на это. В моем доме грязи не должно быть.
— Да как ты смеешь, гаденыш! — резко вскочил, перевернув стул.
— Смею, Николай Николаевич, — внутри слово пустота образовалась и стало все равно правильно это или нет. Я никак не мог понять причины всего этого цирка. — Мне интересно, а вам самому не противно продавать дочь? Скольким вы ее уже предлагали? Почему она до сих пор не замужем? Неужели денег не хватило?
— Да потому что я хочу объединить свой рынок с твоими ресторанами! — резко поднял в верх руки с сжатыми кулаками тряся ими в воздухе. — Я ждал гребаных десять лет, пока ты наиграешься в спасателя! Год, пока ты встанешь на ноги! И больше не намерен ждать! Тебе лучше согласиться на мои условия, если хочешь, чтобы это все работало! — громко стукнул кулаками по столу и только теперь понял, что сказал лишнего и слишком громко. В зале повисла тишина. Посетители с интересном смотрели на нас.
— Это угроза? — теперь все понятно. Но глупо-то как.
— Это добрый совет от опытного человека, — взял себя в руки, улыбнулся. — Подумай над моим предложением.
— А тут и думать нечего. Мы разрываем наши договоренности.
— Это вряд ли. Читай внимательно условия, — рассмеявшись он ушел.
— Черт! — взъерошил волосы достал телефон. — Отец, ты где? Надо срочно поговорить. Еду.
— Тимофей Иванович, вот документы, что вы просили.
— Спасибо, — не глядя взял папку и поспешил к отцу. На мое счастье он был все еще в ресторане.
Ногу уже ощутимо тянуло. И это добавляло злости. Пришлось доставать трость, чтобы снизить нагрузку и идти быстрее. Блин. Каждый встречный одарил сочувствующим взглядом. И в кабинет отца я ворвался злой как демон.
— О, какой ты грозный, — твердый взгляд мне в глаза, ни на мгновение не перевел его на палку. Впрочем, этого не надо делать, ведь ее стук слышно за километр. — Ложись на диван.
Не стал спорить, потому как устал. И боль отупляла, а нам надо подумать и найти наилучший выход.
Отец сам сходил за кофе. Из шкафа достал подушку и плед.
— Ого, у тебя тут сервис, — удобно утроился на подушке. — Не знал, что ты тут ночуешь.
— Нет, сынок, первое правило долгой и счастливой семейной жизни — всегда ночуй дома.
— А зачем тогда это тут?
— Ночевать дома не всегда означает там спать. Бывали дни, когда дома всю ночь работал, приезжал на работу несколько часов спал и дальше переговоры, поездки.
— Интересная меня жизнь ожидает.
— Скучать не придется — это факт. Что у тебя с Колей случилось?
— Боюсь отец не у меня, а у нас. И это серьезнее, чем я думал в начале.
— Даже так? Рассказывай.
Таисия
— Тасенька, что случилось? Чего расстроенная? — Надежда Ивановна обняла меня за плечи и поцеловала в макушку. Я сидела на кухне и пустым взглядом смотрела в окно. — С Тимофеем поссорились?
Уже месяц как мы живем у родителей Тимофея. Почему? Он не объяснил, сказал:
— Любимая, пока идет подготовка к свадьбе, оформление фонда и мое вступление в должность — нам лучше пожить с родителями. Далеко ездить не надо и в любой момент все можно обсудить. После свадьбы мы живем отдельно, так что готовься.
— Тим, я не понимаю.
— Тась, просто поверь мне. Все хорошо. До свадьбы так будет лучше. И опять же котику хорошо, будет где гулять и бегать. Фей, ты со мной согласен, — этот предатель всегда был согласен с Тимом, поэтому мы услышали громкое «мяу». И как только понимает его? Загадка природы. — Вот слышала, наш толстячок хочет на природу.
Для меня родители выделили отдельную комнату под мастерскую. Правда с подготовкой к свадьбе я там редко бываю. Тяжело вздохнула.
— Тасенька, да что случилось? — Надежда Ивановна взволнованно смотрела то на меня, то на руку помешивающую сахар в пустой чашке.
— Простите, — сложила руки на столе, как примерная ученица. Мама Тимофея и для меня стала мамой и подругой в некоторой степени. Во всяком случае я могла с ней поделиться и не услышать упреков или странных советов.
— Рассказывай, — женщина тоже отодвинула свою чашку с чаем.
— Вы понимаете, Тим хочет, чтобы я сделала оформление фонда. А я не вижу ничего. Вот совсем. Одно дело, когда рисуешь четко обозначенное и совсем другое, когда надо создать располагающую атмосферу для спасателя. У меня нет идей. Тимофей молчит. Но это же пока. Открытие запланировано на десятое ноября. Мы не успеем.
— Понимаю. Сложно угодить всем, особенно не зная привычек и предпочтений для кого это делаешь.
— Да, — слезы набежали на глаза, почувствовала себя маленьким ребенком, который так хотел порадовать родителей, что все испортил и их расстроил. — Я не знаю, что рисовать.
— Тасенька, а всегда надо что-то рисовать? Чего бы тебе самой хотелось?
— Так в том-то и дело, Надежда Ивановна, что я не вижу, что рисовать. И люди, которые спасают других ценой своего здоровья, а иногда, и жизни вызывают во мне глубокую благодарность и восхищение. Я бы хотела, чтобы, приходя в фонд, они видели, понимали и чувствовали свою значимость, что все было не зря и каждый из них герой.
— Прекрасное желание.
— Прекрасное, но его нельзя нарисовать.
— А что можно?
— Что? — встала из-за стола включила кофе-машину.
Какой верный вопрос мне задали. А что можно? Пока я размышляла Надежда Ивановна терпеливо ждала. Удивительная женщина, она умеет ждать: мужа, ответа, подходящего времени. Никогда не спешит и всегда вовремя. Рядом с ней я и сама замедляюсь.
Аромат кофе вернул меня к вопросу. Взяла чашку и села на место.
— Я не знаю, что можно придумать. Нарисовать мужчину в каске и с рукавом? Бред. Дело же не в каске и даже не в рукаве или лестнице. Все приходящие к нам, все кому мы сможем помочь — это люди, спасшие кого-то. И не единожды. Мне бы хотелось, чтобы они могли расслабиться и гордиться собой.
— А что бы могло помочь им гордиться?
— Эм… Это точно не огнетушитель, — улыбнулась сделала маленький глоток кофе. — Ой, так вот же оно! Вместо росписи стен повесить фотографии спасенных людей. А стены пусть остаются однотонными. Надежда Ивановна, спасибо!
Подскочила с места и обняла женщину крепко-крепко. Как же нам повезло с мамой.
— Ну что ты, солнышко, это все ты сама, — она погладила меня по рукам. — А фотографии где будешь брать?
— Ой, — вернулась на место и задумалась. — Может в части есть какой-то архив?
— Время до открытия еще есть. Ты обязательно все найдешь. А сегодня нам надо поехать в цветочный и наконец выбрать цветовую гамму букета и оформления зала.