— Или наоборот, портим им жизнь своими мечтами, — сказал Тихомиров.
— Поясните.
— Сын мой, Ленька, с детства на всех музыкальных инструментах играл. Я его обучил. Училище кончил, институт… А вот уже из третьего оркестра уходит…
— Ну и что? — сказал писатель. — У талантливого человека характер не всегда сахар.
— Если б талантливого, — вздохнул Тихомиров. — В прошлом году он сольный концерт себе пробил. Дал телеграмму. Поехал я послушать. Средненький он пианист…
— А может, вы ошибаетесь…
— Может быть, — согласился Тихомиров. — Хотя когда у молодых ребят экзамены по матчасти трактора принимаю, сразу, в общем, видно — дурак или соображает. В музыке, конечно, посложнее, но тоже видно.
— Ну и что вы ему сказали после концерта? — спросил писатель.
— Ничего не сказал, — ответил Тихомиров. — Я, может, и вправду ошибаюсь. Правда, и хвалить не стал. А пока он без работы сидит, в новый оркестр устраивается. Посылаем по сто пятьдесят в месяц. Пусть пробует, пусть ищет. Хотя в колхозе он уже главным инженером был бы. У нас главный такая тюха-матюха, Ленька хоть энергичный. Конечно, что-то я, наверное, в жизни проморгал, но что-то и в актив свой могу записать. Двух детей вырастил и дал им образование высшее, сестер на ноги поставил и замуж повыдавал, родителям помогал, дом построил, ордена за труд заработал. Я думаю, это не так уж мало для одного человека. Как считаешь?
Звено Тихомирова закончило работу в поле и собиралось по домам. И тут к бригаде обратился Пехов.
— Мужики! — сказал он. — У Алевтины завтра день рождения. Она и я приглашаем вас… — У Пехова вдруг сел голос. Он повернулся и пошел к мопеду.
— Какое решение будем принимать? — спросил Тихомиров.
Ильин сморщился как от зубной боли:
— Не надо ходить. Я только вчера выспался как следует, моя три ночи подряд мне доказывала, что Пехов подлец, а модистка проститутка. Если мы к ним пойдем, значит, мы их оправдываем и поддерживаем, так?
Все молчали.
— Можно мне сказать? — спросил писатель. Тихомиров кивнул. — Я считаю, нам надо идти. Если мы не придем, из деревни ведь никто не придет. Им сейчас трудно. Их надо поддержать. Если не мы, кто же их поддержит?
И снова было молчание.
— Ставлю на голосование, — сказал тогда Тихомиров. — Кто за то, чтобы пойти на день рождения к модистке, прошу поднять руки…
Первыми подняли руки сам Тихомиров и писатель, за ними, поколебавшись, Локтев и, наконец, Ильин. Но тут же Ильин спросил Тихомирова:
— А если бы все проголосовали против, ты бы тоже не пошел?
— Обязательно бы пошел, — сказал Тихомиров.
— А зачем тогда голосовали?
— Для соблюдения демократии, — твердо ответил Тихомиров.
День рождения модистки был в воскресенье. Все были приглашены к обеду. Звено Тихомирова, в темных парадных костюмах и при галстуках, монолитной группой шествовало по деревне. Каждый нес завернутый в газету подарок. Вместе с ними шел и писатель с букетом цветов.
День был жаркий, и у домов на лавочках и на завалинках сидели даже древние старики и старухи. В деревне было людно, и проход звена Тихомирова не остался незамеченным.
…Из открытых окон модистки доносилось не очень стройное пение, в мужские голоса вплетался единственный женский — голос модистки. На этот раз пели не песни Тихомирова, а привычную:
Женщины на улицах прислушивались к доносящимся голосам, обсуждали довольно темпераментно, явно не одобряя эту мужскую солидарность Но, естественно, весь их гнев был направлен против модистки.
… С дня рождения звено Тихомирова возвращалось менее монолитной группой. Первым шел Тихомиров, стараясь четко печатать шаг, за ним Локтев вел не очень твердо шагающих Ильина и писателя.
Одна из женщин, стоящих у магазина, выкрикнула в их адрес что-то оскорбительное. Ильин тут же попытался выяснить с ней отношения, но Тихомиров его остановил.
Вечером Тихомиров и писатель вернулись с поля. В доме сидел плотный молодой человек. Он встал, поздоровался.
— Что же ты нас не познакомишь? — повернулся он к Анне. — Ты ведь хоть и сельская, но интеллигенция.
— Бывший мой жених, Михаил, — представила Anna молодого человека. — Писатель Скоробогатов.
Писатель и Михаил пожали друг другу руки.
— Давайте ужинать, — сказала Полипа.
Ужинали молча.
— Где вы трудитесь? — спросил писатель Михаила, чтобы как-то разрядить молчание.