По левую руку от нее, плотно прижав к себе согнутые ноги и обреченно утопив голову в коленях, сидела кучеряво-рыжая девушка в ушастых тапочках.
Маша пробудилась раньше всех и тут же получила умопомрачительный шок, мигом превратившийся в тупое, парализующее отчаяние.
Она — в центре Киева!
В домашних тапках и красной в горошек пижаме, сшитой мамой из ситца, купленного на занавески еще во времена Машиного детства и, «чтоб не пропадало добро», хозяйственно пущенного в дело!
И хотя мать наверняка уже обзвонила все больницы и морги, доведя и себя и папу до предынфарктного состояния, даже ради спасения их обоих она не способна заставить себя пробежать в позорной пижаме через Город.
Киев просыпался…
Свернувшись в клубочек, Чуб с умиротворенным выражением лица спала на траве под одной из голубых елок, посаженных у входа в музей. Ей, в отличие от сестер по несчастью, не раз приходилось ночевать под открытым небом. На пляжном шезлонге в Коктебеле, на песке Казантипа и даже в Киевском ботаническом саду под кустом сирени, где она однажды с удивлением обнаружила саму себя после запойной любовной ночи. А неподалеку от Дашиной вытянутой руки лежала старая, неправдоподобно толстая и невероятно увесистая на вид книга в переплете из потертой кожи, оканчивающимся двумя фигурными застежками.
На ней черным стражем сидел большой важный ворон, терпеливо держа в клюве узкий длинный конверт из матово-черной бумаги.
Увидав, что Катя смотрит на него, ворон быстро сделал шаг вперед, протягивая ей письмо. Помедлив, Катя неуверенно взяла у него загадочное послание, и птица тут же взвилась ввысь, каркая громко и значительно.
Рыже-кучерявая подняла глаза на звук и слабо проговорила:
— Здравствуйте.
Катя не отреагировала: рыжая была слишком незначительным нюансом происходящего. А происходящее Кате чертовски не нравилось. Ее сознание, как всегда бесстрастное и логичное, словно заключили в ватный шар бреда. Ее изнуряюще знобило, и боль продавливала висок. Стараясь держать голову неподвижно, Катя, приподнявшись, потянулась к книге и пододвинула ее к себе. На обложке не было названия. Книжка, похоже, была очень-очень старой. Но Катя, считавшая себя знатоком ретрораритетов, плохо разбиралась в антикварных книгах — их она никогда не покупала.
Обиженно нахохлив пухлые губы, Даша проснулась с недовольным стоном и мутно, с сомнением посмотрела на обеих.
— А где это мы? — спросила она вареным голосом, в котором, однако, напрочь отсутствовало удивление.
Страдальчески морщась вправо, Катя решительно поднялась на ноги, прижимая тяжелую книгу к животу. Застежки сразу же расстегнулись, тихо звякнув. Голова загудела, и на секунду Катя почувствовала острую, мерзостную ненависть к своему оказавшемуся слишком слабым телу.
«Домой, — жестко приказала она ему. — Там разберусь».
— Который час? — проворчала Даша.
Случившееся понемногу воскресало в ее памяти.
— Что здесь вчера было? Я одна это видела или как? — недоуменно спросила она. — А отчего мы повырубались?
— Нам на голову упала книга, — с готовностью ответила Маша Ковалева тоном отличницы, которая всегда все помнит и всегда все знает. В ее словах прозвучало облегчение: спокойно-бурчливая реакция Даши почему-то успокоила ее, и безнадежность в душе осела.
— Вот эта? — Даша с любопытством уставилась на Катин живот. — Ого, какая громадная! Такой и насмерть прибить можно.
Катя прислушалась: кажется, на Большой Житомирской уже ворушились первые машины. Даша встала и проворно подскочила к ней.
— Дай посмотреть… — Она бесцеремонно ухватилась за край книги и потянула ее на себя.
Вмиг осатанев от подобной фамильярности, Катя, неприязненно извернувшись, вырвала раритет из наглых пальцев и пошла прочь: размалеванное «малое хамло» с придурошной серьгой в носу раздражало ее каждым своим жестом. Но не успела она сделать и шага, как «хамло» снова вцепилось в переплет и порывисто дернуло на себя и книгу, и саму Катю.
— Ты че! Она — общая! — хриплым спросонья голосом заорало оно.
— Пусти, — злобно процедила Катерина, и висок ее свинцово взвыл от боли.
— Да за кого ты себя мнишь, сука?! — возмущенно вскрикнула Даша, в секунду припомнив той все прошлые обиды.
Их лица яростно выпятились друг на друга, девушки тяжело затанцевали на месте, перетягивая книгу рывками, как канат, каждая в свою сторону. Книга, слишком толстая, чтобы можно было вобрать ее в ладонь, открыла «рот», и, неловко ухватившись за ее страницы, Даша вырвала одну из них с корнем.