Лейген очень надеялся, что оба будут в порядке, и что Вера вмешается в его спор с Курдаком, пока Сиранос спокойно смотрел бы на них с легкой улыбкой на лице.
Но сильный запах крови говорил ему, что фантазии не суждено сбыться. Он мысленно готовился к худшему, но, даже несмотря на это, он почти потерял сознание, когда увидел, что произошло в лагере.
Не было никакого движения. Костровище было разбито, только пару веток лежали рядом, да еще маленькие язычки пламени летали в воздухе. Рядом лежал труп, обожжённый пламенем. Сладковатый запах вареной человеческой плоти густо висел в воздухе. У Лейгена не возник аппетит от этого запаха, запах крови преобладал повсюду и бил прямо в нос.
Кроме обгоревшего трупа, вокруг лагеря было еще четыре трупа. Они не принадлежали людям. Они были гуманоидными и имели более крупное телосложение. Все они имели зеленовато-желтую кожу и густые волосы на теле. Лейген сразу понял, что это были трупы орков.
«Сиранос!»
Курдак не смог удержаться от крика, когда увидел Сираноса, он рухнул на землю, когда вышел из укрытия. Лейген внимательно следил за происходящим. Его голова закружилась, когда он увидел Сираноса. Его живот был разделен на две части орковским каменным топором. Его внутренности застилали землю вокруг него. Помимо травмы живота, у него была рана слева от груди, предположительно сделанная огромным тупым оружием. Его грудина была полностью уничтожена.
«Лейген! Где зелье?! Быстро! Мне нужно зелье!»
Лейген поспешно вручил бутылку с зельем и достал еще одну бутылку, чтобы смешать с каким-то стимулятором, прежде чем приступил натирать какие-то точки на висках Сираноса. Сиранос постепенно пришел в сознание, но уже был на пределе своих возможностей. Руки Курдака были запятнаны кровью, когда он споил ему всю бутылку, как будто это ничего не стоило. После употребления зелья, его лицо обрело некоторую ясность. Курдак уже взял другую бутылку из рук Лейген и готовился споить ее ему.
«Не нужно тратить его впустую, Курдак, - сказал он слабо, его голова едва уловимо дрожала, - мое сердце... раздавлено».
«Не говори, братец. Ты выживешь», - сказал Курдак, коснувшись лица Сираноса руками, покрытыми грязью и кровью, значительно загрязняя красивое лицо Сираноса.
Губы Сираноса вздрогнули, но он не издал ни звука. Его лицо выглядело невероятно взволнованным.
С последним приливом энергии, он сказал: «Быстро, иди спаси Веру! Десятки орков захватили ее. Они направились на восток! Ее надо спасти!»
«Вера жива? Где она? что случилось?» - спросил Курдак быстрым шквалом вопросов.
«На нас... напали орки ... увели ... ступай ... спаси ..» - его голос замолк.
Он вообще перестал двигаться.
Хотя Курдак ощущал, как его жизнь ускользает с поразительной скоростью, он не мог ничего сделать и чувствовал себя беспомощным. Лечить Сираноса было уже бесполезно, может только мифический священник мог бы воскресить его из мертвых. Существует ли такой священник на Лэнсе, было неизвестно, и встретить такого человека посреди пустыни было гораздо более маловероятно, чем использовать еще одно зелье и спасти его жизнь. Курдак мог только держать его товарища, его брата, его спасителя в своих объятиях. Слеза скользнула по его щеке, потом другая, и еще, и еще... вскоре огромные мужские глаза напоминали фонтан, извергающий реки соленой воды.
Лейген давно разразился слезами. Хотя он не мог считаться хорошо знакомым с Сираносом, учитывая как мало времени он провел с командой, это было из-за спокойного характера последнего.
Он знал, что Сиранос посвящал ему не меньше времени, чем Курдак и Вера. Он вспомнил о времени, когда Сиранос заботился о его травмах и как потом наставлял его в лечении травм после встречи с теневыми дрейками, а также времени, когда он давал ему советы, во время спарринга с Верой. Он вспомнил битву, когда Сиранос спрыгнул с дерева на медведя, не заботясь о собственной жизни, когда Курдак потерял сознание.
Сиранос был тихим человеком, которого иногда было довольно легко не заметить. Но, несмотря на его молчание, он играл важную роль в жизни окружающих. Можно было заметить, как много он делал, только когда его не было.
Некоторые люди — они как ручки для кружек. В обычные дни вы даже не будете знать об их существовании. Но как только ручка сломалась, вы почувствовали, что ваша рука обжигается от кружки. Только тогда вы поймете истинную важность ручки.
Лейген плакал, он горевал. Что еще он мог сделать? Человека, который терпеливо учил его, который носил его сумку, когда он уставал, который терпеливо менял повязки, когда он был ранен, больше не был с ним.