Но Хиори глядела на Мисаки, не понимая.
— Ты… хочешь сказать, что правительство соврало бы нам?
Ответом было «да», конечно, но Мисаки не могла сказать это прямо. Так не говорили в Кайгене.
— Мисаки? — сказала Хиори, в ее милых глазах были боль и страх, и Мисаки пришлось предложить ответ. Она прикусила губу, тщательно подбирая слова:
— Я ходила в школу со многими джасели Яммы, — сказала она, наконец, — самопровозглашенными хранителями истории Яммы. Забавно, что эти джасели говорили, что, в зависимости от их семьи, региона и коро, которым они служили, они говорили разные истории. Порой они сидели друг рядом с другом и рассказывали об одном событии разные версии. Я говорила с одним из таких джасели. Спросила, как он может понять, что его история — правда, когда другой джасели рассказал мне иную историю и назвал ее правдой. Мне казалось, что один из них врал. Я ему это сказала.
— И что он сказал? — спросила Сецуко.
— Он сказал: «Есть миллион способов рассказать одну историю. Наша работа как джасели найти ту, которую нужно услышать народу. Не обязательно ту, что делает его самым счастливым или дает больше всего информации, но ту, которую им нужно услышать, чтобы сделать то, что нужно». Он сказал мне, что так джасели заботятся о коро и других.
— Хорошо, — Хиори растерялась. — При чем тут наше правительство?
— Думаю, так правительство Кайгена заботится о нас, — сказала Мисаки, — как джасели в Ямме заботится о своих коро, — конечно, в Ямме джасели могли сами решать, как им петь песни и рассказывать истории. Им правительство не выдавало одобренные сценарии, которые нужно озвучить, но Хиори не оценила бы такое обсуждение. — Наш император говорит нам то, что нам нужно слышать.
Судя по тому, как Хиори моргала, она не понимала.
— Думаешь, наше правительство право, говоря, что мы в безопасности? — спросила Сецуко. — Или ты думаешь, что моя старая мать что-то уловила?
— Я давно не была вне страны, — признала Мисаки, — но знаю, что фоньяки могут куда больше, чем верят многие кайгенцы.
— Правда? — Хиори не была удивлена. — Например?
— Когда ранганийцы отделились от Империи, военное дело было другим, — сказала Мисаки. — Армия империи Кайгена всегда основывалась на джиджаках, как мы, а фоньяк учитывали позже.
— Это логично, — сказала Хиори. — Фоньяки — необученные простые жители. Джиджаки чище и сильнее.
— Не совсем, — сказала Мисаки. — Не всегда.
— О чем ты? — в голосе Хиори появилось раздражение. — Если бы фоньяки были так хороши, как мы, зачем империи было бы держать воинов только из джиджак?
— Потому что главные центры силы империи — Джунгсан, Широджима, Хайцзин — всегда были населены, в основном, джиджаками, — сказала Мисаки, забыв о шитье. — Успех Революции Ранги доказал, что большая сила фоньяк, даже не организованная, могла одолеть армию джиджак.
— Но они не одолели нас, — возмутилась Хиори. — Революция не преуспела.
— Что ж, — сказала Сецуко, — они раскололи империю пополам.
— Но они не превзошли наши армии — настаивала Хиори. — Как только они добрались до океана, мы прогнали их.
— Да, — Мисаки забыла, что этому учили в старшей школе в Кайгене, но ей не нужно было спорить с Хиори сейчас. — Ты права, но это часть моей точки зрения. Во время Келебы воины Ранги были не так хорошо организованы или обучены. Фоньяки никогда не работали вместе в таком количестве, так что они не создали военные формации, чтобы подавить наши или отряды Яммы, но Ранганийский Союз был суверенной силой уже семьдесят восемь лет. У них были десятки лет, чтобы понять, как действовать как боевая сила. Те группы фоньяк могут делать то, о чем никто не мечтал пятьдесят лет назад.
— Откуда ты все это знаешь? — просила Хиори.
— Тише, Хиори-чан, — прошептала заговорщически Сецуко. — Такеру-сама не любит, когда это упоминают, но Мисаки-чан долгое время жила вне Кайгена.
— Нет! — милые глаза Хиори расширились от шока.
— О, да, — сказала Сецуко. — Когда она была подростком, она училась в международной школе теонитов Карите.
— Карита! — глаза Хиори стали еще больше. — Так далеко!
— Да, — Сецуко радовал шок женщины, — и в той странной международной школе у Мисаки было много странных друзей, включая ее соседку, которая была… — Сецуко сделала паузу для драматического эффекта, а потом прошептал, — фоньяка из Ранги!
— Нет! — воскликнула Хиори, опустила вышивку, чтобы закрыть руками рот. — Мисаки-сан, там не было страшно?
— Нет, — Мисаки не отрывала взгляда от работы. — Ей было тринадцать. Думаю, она боялась меня больше, чем я ее — по крайней мере, пока мы не узнали друг друга.