— N’nyama dugu la. N’nyama gana la? — повторил Кван с мелодичностью носителя языка. — Моя ньяма для моей страны. Моя ньяма за моего короля.
Сила покинула тело Мамору. Он невольно сжался почти в поклоне от боли. Его лоб стукнулся об кабину. Десятки лет этот самолет торчал в горе, но Мамору ощущал, как это рушит все, что он знал, кусочки разлетались на ветру.
Не важно, был то скелет мужчины или женщины, кайгенского пилота или из Яммы. Воин умер тут, и Хибики-сэнсей врал об этом. Вся деревня врала об этом.
Ньяма Мамору кипела не от гнева, не обидой. Это была растерянность. Сила его разваливающегося мира заставляла туман бушевать. Капли летали, скользили по камням.
— Мацуда? — сказал Кван, кровь поднялась с его кожи, ее втянуло в вихрь джийи Мамору. Он выглядел нервно, пока буря Мамору не потянула за кровь в его открытых ранах. — Ай! Эй!
Крик боли вырвал Мамору из смятения.
Он вскинул голову. Вопль вернул горе четкий вид. Он пару раз глубоко вдохнул и смог совладать со своей джийей. Он еще не был стабильным льдом, но смог отпустить воду вокруг себя, включая кровь Квана.
— Ай… — повторил Кван, глядя со смесью удивления и ужаса, как его кровь опускалась на его кожу вязким месивом. Рана на голени снова кровоточила, хуже, чем раньше.
— Прости, — выдохнул Мамору, качая головой. — Прости. Я это исправлю.
Он с трудом спустился по самолету и сел на колени, чтобы обработать ногу Квана. Он пытался успокоить свою джийя, восстанавливая корку. Но контроль покинул его, сила не давалась.
— Ай! — Кван отдернул ногу, когда Мамору в третий раз попытался восстановить корку, но кровь потекла хуже.
— Прости, — повторил Мамору слабым голосом, который звучал как чужой. — Прости.
— Все хорошо, — сказал Кван, но прижал ладонь к ране, без слов отказываясь от помощи Мамору. — Я просто отрежу кусок рукава и перевяжу ее.
Мамору кивнул и попытался рассмеяться.
— Я не так хорош с кровью, как думал.
— Это меня устраивает, — Кван сдавленно улыбнулся. — Я не хочу проснуться однажды как твоя кукла.
— Это не… — Мамору покачал головой, едва слышал слова Квана. — Кровавых кукловодов нет. Это просто миф.
— Ну… я думал, все слухи о воинах Широджима были мифами, но вы, люди на острове, куда сильнее, чем я думал, — Кван сжал губы и странно смотрел на Мамору — смесь вины и жалости, от которых Мамору почти тошнило. — Может, в словах твоего учителя истории было немного правды. Может…
— Не надо, — прошептал Мамору.
— Что?
— Просто не надо… — голос был сдавленным. — Не говори со мной, — он мог потерять снова хватку на джийе. Он с трудом отвернулся от Квана и стеклянной кабины. — Я буду медитировать.
Он мог думать только о таком.
Усталость помогла. Мамору часто медитировал лучше, когда устал, почти спал, когда весь мир пропадал, кроме воды вокруг него. Мамору сосредоточился, и Кван пропал. Самолет и пилот исчезли. Камень пропал. Осталась только чистая вода, ясная, как дневной свет, чистая, как отполированная сталь. Глубоко в трансе, Мамору мог ощущать силуэт горы, покрытый каплями воды.
Он следовал за туманом и каплями, нежно спускался, пока не ощутил рябь воды — озера Кумоно. Его вес помог Мамору дышать медленно, мышцы расслабились. Он опустился в объятия озера и лежал там долго, вода кружилась. Когда пришло время, и притяжение потянуло его к самому большому ручью, текущему из озера, он скользнул туда.
Ручей принес его вниз по горе, по траве в росе к западной деревне, пока не коснулся пальцами камней возле храма, став множеством ручьев, и все текли, пока не встречались с соленым весом океана — первобытной силой, которая родила Кайген, дала жизнь. Тут даже быстрые горные ручьи становились частью вечности. Это было правдой, которая не умирала. Он был дома.
В глубинах он ощутил, как поднялась луна. Зеркало Нами манило, и он тоже поднялся, и рыбацкие лодки поднялись. Пруды наполнились до берегов, серебряные, как чешуя дракона, под полной луной, маленькие зеркала, отвечающие ей.
Он открыл глаза, зная, что увидит — зеркало Нами высоко в небе, сияющее чистым светом, который пронизывал миры прошлого и настоящего. Выдохнув, он стал Мамору снова, но был больше. Целее.
— Пруды полные, — сказал он без эмоций. — Пора.
— Что? — Кван стал вставать с места, где он дремал на самолете. — Что пора?