Она поджала пальцы ног на пороге. Чуть склонилась. Замерла.
— Каа-чан, — Мамору встревожился. — О чем ты говоришь?
— Не могу сказать… — Мисаки пыталась отогнать себя от края. Это неправильно. Неправильно, глупая женщина. Знай свое место… — но я могу тебе показать, — и она миновала край, пошла по полу додзе, легкая от глупой радости.
Глаза Мамору расширились.
— Каа-чан, что ты делаешь?
— То, что не должна, — она улыбнулась, дойдя до стойки с мечами. — Но, учитывая твое поведение сегодня, не тебе судить, да? — она встала, уперев руки в бока, глядя на стойку мечей Котецу в лакированных ножнах. Мечи сверху принадлежали прошлым патриархам Мацуда. Она ни разу не видела мужское оружие так близко, так что любовалась мгновение.
Рядом с белым Лунным Шпилем Такеру были катана и вакидзаси Такаши, Нагимару и Намимару. Названное в честь Бога и Богини, оружие было с рыбой, вырезанной на рукоятях, шнуровка была синей, как океан. Выше был меч предков, Курокори, Черный Лед, им владел Мацуда Сусуму и великие Мацуда прошлого. Еще выше был меч Мацуды Мизудори, Рассекающий Туман, Киригани, меч его отца, Хлыст Облака, Кумокэй, и меч его отца, Клык Бога, Сенкиба.
Стоя перед легендарными мечами, Мисаки ощущала покалывание в пальцах. Она не мечтала, что коснется священного оружия, но ниже было оружие проще — катана, вакидзаси и танто были потертыми, повреждёнными, но все еще годились для сражений. Мисаки выбрала из них тонкий вакидзаси и проверила вес в руках.
— Каа-чан! — воскликнул Мамору, убирая катану в ножны. — Н-не стоит это трогать.
Мисаки игнорировала его.
— Тяжелый, — она нахмурилась. — Оружие Котецу всегда тяжелое. Конечно, у тебя напряжены плечи.
— Каа-чан, все те мечи острые, — тревога Мамору росла. — Я не хочу, чтобы ты навредила себе.
— Ты прав, — Мисаки вернула вакидзаси на стойку, пересекла додзе и порылась в чулане в поисках пары боккенов. — Убери катану, сын.
Мисаки знала, что загрязнял священное место. Она должна была покинуть додзе и сделать вид, что это не произошло, но ее решимость укрепилась, когда ладонь нашла рукоять деревянного меча. Такеру сказал ей исправить Мамору. Она не могла исправить то, что он растерялся и злился. Она не могла исправить то, что ему было четырнадцать. Она могла исправить его технику.
После уговоров Мамору убрал металлический меч и взял у Мисаки деревянный.
— Я не понимаю, Каа-чан. Что происходит?
— Ты спросил, что я делала в школе годы назад, — Мисаки покрутила деревянный меч, разминая суставы. — Твоему отцу не нравится, когда я говорю об этом, но тут говорить не надо. Давай, — она кивнула Мамору. — Взмахни.
Он был в ужасе.
— Ты не серьезно! Каа-чан, я не буду…
— Не хочешь нападать на маленькую старушку? — Мисаки улыбнулась. — Ладно. Тогда защищайся!
ГЛАВА 10: ПОВОД
Мисаки была не такой быстрой, как в Карите, но Мамору был так напуган, что едва поднял боккен вовремя, чтобы остановить атаку. Стук деревянных клинков друг о друга пробудил старую радость в Мисаки, и она вдруг стала двигаться на чистом инстинкте, отгоняя противника.
Мамору был сильным, но Мисаки сделала свое имя, борясь с теонитами, которые были сильнее нее физически. Если бы она билась с ним мышцами, удар сотряс бы ее суставы, но ее клинок срикошетил от его, вернул его энергию ее ударами — этой уловке она научилась за годы сражений с Киноро Вангарой. Дерево отлетало лучше металла. Чем сильнее бил Мамору, тем больше скорости он ей давал.
Она видела по лицу Мамору, что его разум онемел от шока. Его тело двигалось на памяти мышц, автоматически отвечало на ее шаги в идеальной форме, отбивая каждый удар. Но, хоть его рефлексы были быстрыми, у движения с условиями были пределы. И оно было предсказуемым.
Мисаки сделала ложный выпад. Движение было ужасно медленным, по сравнению с ее финтами пятнадцать лет назад, но Мамору повелся, это было важно. Он поднял меч, чтобы заблокировать удар, и Мисаки повернула боккен и стукнула его по ребрам.
Мамору вскрикнул от удивления, а не от боли, Мисаки сомневалась, что могла навредить ему деревянным мечом.