Задрав кимоно, она побежала по коридору. Замерев у спальни мальчиков, она вытащила Изумо из колыбели. Резкое движение и безумная джийя матери разбудили его, и он заплакал, но у Мисаки не было времени переживать из-за этого.
— Йош, йош, Изу-кун. Все хорошо, — напевала она скорее себе, чем ребенку, пока бежала в гостиную. — Каа-чан все сделает хорошо.
— Каа-чан! — воскликнул Мамору, когда Мисаки ворвалась в гостиную, заметно потрясённая, ее джийя источала панику. — Ты…
— Помоги братьям одеться, — сказала Мисаки. — Мы уходим.
— Что? — сказал Мамору. — Каа-чан…
— Чоль-хи-кун, — Мисаки обратилась к северянину, который все еще сидел на коленях у стола напротив Мамору. — Тебе стоит бежать домой, к отцу, и убираться с этой горы.
— Мацуда-доно, что такое? Вы что-то слышали…
— Будет время на вопросы позже, — сказала она. Боги, она надеялась, что это была правда. — Сейчас слушайтесь меня!
Сецуко появилась в дверях.
— Что происходит?
— И ты, Сецуко. Бери Аюми, и уходим.
— Что?
— Нет времени объяснять, — Мисаки укутала Изумо в плащ и передала его растерянному Мамору. — Нужно уходить отсюда, с этой горы.
— Что? И куда?
— Не знаю… в дом твоих родителей, — решила Мисаки. — Мы сначала остановимся там, — рыбацкая семья укроет их, если будет нужно, и Мисаки была уверена, что Сецуко не покинет Кусанаги без них.
— Почему? — спросила Сецуко. — Мы в опасности?
— Отчасти… да, — ответом было да, но Мисаки не упомянула, что опаснее всего сейчас был ее муж.
— Я не могу уйти без Такаши, — возразила Сецуко. — Он еще не дома.
— Он быстрый, — сказала Мисаки. — Он сможет пойти за нами, если нужно. С малышами мы медленные. Нужно уходить сейчас!
Мисаки еще не видела Сецуко такой испуганной.
— Х-хорошо, — сказала она. — А твой муж? Где Такеру?
— Он будет с нами через сииру.
Если Мисаки хотела получить время на побег с детьми, ей нужно было сильнее обезвредить мужа. Пока он был удивлен, ей нужно было повредить ему колени или вырубить ударом в висок. Но она пока не собиралась проявлять открытую жестокость к мужу… да?
Да?
Она обдумывала ситуацию и понимала, что Такеру пойдет за ними. Он точно был в ярости. Вряд ли Мисаки сможет уговорить его после того, как открыто пошла против него. Он догонит их. Попытается вернуть их силой. И она навредит ему? Она станет биться с ним серьезно? Из мыслей поднялся темный вопрос: это что-то изменит?
Мисаки сражалась с жуткими теонитами, но Такеру был намного сильнее, чем они. Ей стоило вернуться и обезоружить его? Это мог быть ее единственный шанс, сейчас, пока он не мог использовать правую руку и мог не решиться использовать джийю.
— Каа-чан, — голос Мамору отвлек ее от мыслей. — Хиро-кун и Нага-кун в плащах. Чоль-хи говорит, что не уйдет, пока ему не объяснят, в чем дело. Что мне теперь делать?
— Мамору… — Мисаки медленно повернулась и посмотрела на сына.
Переживая, что за ними пойдет Такеру, она не учла, что Мамору тоже будет там… Мамору был достаточно сильным, чтобы склонить весы в какую-то сторону. Учитывая уровень навыков, силы и опыта, она понимала, с кем решит остаться Мамору.
Но это не могло произойти.
Не с Мамору, который был верным, переживал за родителей. Ребенок не должен делать такой выбор. Но реальность была в том, что если Мисаки и Такеру начнут биться при нем, ему придется выбирать. Если она хотела убежать с мальчиками сейчас, она обречет Мамору на грех — ему придется поднять меч на кого-то из родителей.
Она не могла так поступить.
Ее решение было принято.
— Мамору.
— Да, Каа-чан?
— Ты делал для Нагасы и Рёты ледяные санки… можешь сделать такие, чтобы уместились твоя тетя и четверо малышей?
— Эм… да. Думаю, да.
— Хорошо. Делай эти сани, усади всех в них и спусти с горы как можно быстрее, не разбив их.
— Что… сейчас?
— Да, сейчас. Иди!
— А ты, Каа-чан?
— Я буду сразу следом, — Мисаки расправила плечи и повернулась к коридору. — Мне нужно кое с чем разобраться.
Мамору не успел возразить, она пошла по коридору, решимость стала льдом.
Она решила пойти к Такеру. Он был не таким, как враги, с которыми она разбиралась в прошлом, которого можно было обезвредить одним разрезанным сухожилием или метким ударом по колену. Его ньяма тянулась так глубоко, что он мог двигать водой разумом. Такеру с разбитыми конечностями все еще был опасен. Такеру, который мог хотя бы пошевелиться, был все еще опасен.